Память, подумал Гюнтер. Профессиональная память людей с татуированными ноздрями. Ему чертовски не хотелось ворошить грехи былого.

– Таблетки? Свечи? Капсулы?

– Нет.

– Мазь? Маточный колпачок? ВДС?

– Что?

– Волновой деструктор сперматозоидов.

– Нет. Вроде, ничего такого… По крайней мере, при мне. Но я мог и не видеть: она выходила в душ.

– А вы?

– И я выходил…

– Ясно. Вы, как я понимаю, тоже не предохранялись.

– Она меня чем-то заразила? Чем-то опасным?! С инкубационным периодом в семь лет?!

– Ларгитасской науке такие болезни неизвестны. Полагаю, вы совершенно здоровы. Меня интересуют обстоятельства вашей близости. Опишите всё как можно подробнее. И нет, я не извращенец. Думаете, мне доставляет удовольствие копаться в вашем грязном белье? Это необходимо для дела.

Гюнтер отвернулся. Ему хотелось разбежаться и удариться головой об стену.

– Ладно, начнём с самого безобидного. Вы что-то ели? Пили?

– Да.

– Что именно?

– Перед тем, как она обратилась ко мне, я ел омлет. Пил сок. Мультивитаминный. Она ела салат. Фруктово-овощной. С сыром и орехами. Что-то пила. Прозрачная бесцветная жидкость. Что именно, не знаю. Полагаю, что-то слабоалкогольное.

– Позже вы употребляли алкоголь? Стимуляторы?

– Нет.

– Нейроволновые возбудители?

– Нет!

– Наркотики?

– Нет!!!

– Хорошо. Дальше.

– Когда мы пошли ко мне, она попросила взять черничный ликёр. Я купил бутылку. Она пила ликёр с тоником и лимоном. Я пил апельсиновый сок.

– Вы сказали, что не употребляли алкоголь.

– Я не употреблял. Я говорил о себе.

– Что ещё вы взяли?

– Пакет шоколадного печенья. Фрукты.

– Вы курили?

– Да.

– Табак?

– Траву.

– Привозную? Откуда? Кто завёз?

– Местную. В городке её называли «пу́танкой».

Гюнтер сделал отчетливое, сильнее, чем нужно, ударение на «у». Ему не хотелось, чтобы прозвучала «пута́нка».

– Ясно. Дальше?

– Дальше мы… У нас был секс. Два раза, если это вас интересует. Рано утром она ушла. Вернулась на «Вкусняшку».

– Куда она вернулась?!

– Так назывался её корабль.

– Вы видели, как она ушла? Проводили её?

– Нет. Я спал.

Тиран молчал так долго, что Гюнтер, не в силах более сидеть без движения, заёрзал в кресле. Молчание Тирана, а также спокойствие, излучаемое всей позой научраза, было своего рода двойным периметром обороны, вросшей в плоть и кровь бронёй, о которой хорошо известно любому выпускнику специнтерната «Лебедь». Тиран не умел читать мысли, но, как и в случае с выпускниками, из-за периметра в любой момент могли выехать штурмовые танки.

Гюнтера подмывало сунуться дальше, в лабиринт эмоций этого человека, чтобы хоть чуточку разобраться в ситуации. Но мощный самоконтроль, закреплённый в своё время жестоким экзаменом по соцадаптации, удерживал молодого человека от опрометчивого поступка. Кроме того, окажись в соседнем помещении эксперт, способный засечь несанкционированное вторжение в чужой мозг, и ни один суд на Ларгитасе не оправдал бы кавалера Сандерсона.

– Я в курсе, что такое память ментала, – холодно произнёс Тиран, когда тишина стала невыносимой. – При необходимости или, если угодно, при желании вы можете извлечь любое воспоминание со всеми подробностями. Для вас это легче, чем для меня – ковыряться в носу. Но на мои вопросы вы отвечаете, как отвечал бы обычный человек. Меня это не устраивает. Да, вам стыдно. Вам неприятно вспоминать. Вернее, вам неприятно делиться пикантными подробностями с посторонним человеком. Понимаю, но вынужден настаивать.

Он встал:

– Вам придётся пройти ментальное сканирование.

«Я отказываюсь!» – хотел выпалить Гюнтер.

– Конечно, вы можете отказаться. Сказать по правде, этим вы сильно осложните жизнь нам. Но в первую очередь, себе.

Кавалер Сандерсон ощутил себя персонажем шпионского фильма, о каком недавно шла речь. Сейчас он, то есть его герой должен воскликнуть: «Вы мне угрожаете?» А Тиран с отменным хладнокровием ответит: «Я? Я никогда не угрожаю. Просто сообщаю, как факт.»

– Вы даёте согласие на сканирование?

– Да.

Теперь Гюнтер точно знал, за что Ян Бреслау получил свой оперативный псевдоним.

– Папа уходит от нас, хух, йух, йух!

Да, уходит Папа!

Сердцем своим мы возносим его, хух, йух, йух!

Да, возносим и пляшем!

Во дворе частного дома, где проживал Лусэро Шанвури, царил настоящий бедлам. Многочисленные жёны хозяина дома – голые по пояс, в юбочках из пальмовых листьев, с цветочными гирляндами на шеях, с перьями белой цапли и птицы гуйя в волосах – плясали некий танец, настолько же дикий, насколько и захватывающий. Тряслись груди, полные и обвисшие. Пот тёк по телам, упругим и дряблым. Дробно топали ноги, гладкие и высохшие от возраста, оплетённые синими змеями вен.

Пахло спиртным. Очень сильно пахло спиртным. Кажется, пахло и от детей: орды малышни и подростков танцевали за компанию с матерями, сестрами, тётками, бабушками. Били в бубны, стучали маракасами. Горланили сорванными голосами:

Оглохнув от воплей, ослепнув от бликов солнца на потных телах, чувствуя себя лишним, комиком на похоронах, или скорее могильщиком на свадьбе, Гай Октавиан Тумидус хотел сбежать – и не мог. Поручение, которое привело военного трибуна в дом Папы Лусэро – антиса, собравшегося в последний полёт – было такого свойства, что разверзнись земля под ногами одуревших жён, и землетрясение не остановило бы помпилианца.