Однако здесь скрывался еще один смысл – об этом я догадался, увидев их в конюшне, рядом. С моих глаз будто упала туманная пелена, какая бывает рано утром, когда только проснешься.

Томас предвидел, что за ночь фон Хамборк успеет обдумать его слова, но примет сторону священника и, возможно, собственной супруги, поэтому непременно попытается выставить Бигги за ворота. Так что болезнь Альберта послужила лишь предлогом, чтобы спасти Бигги от верной смерти в лесу. Теперь Томас сможет правдоподобно объяснить трактирщику, почему “ведьма” до сих пор не убралась со двора. А у Бигги появится возможность остаться.

Додумавшись до этого, я отбросил всякие сомнения: да, именно таков замысел Томаса. Просто сперва я не разглядел его.

– Да, – ответил Томас, отодвигая ноги Альберта и усаживаясь на краешек лежанки. Он ободряюще улыбнулся Бигги. – Но есть еще одна причина, о которой ты не упомянула. Я сказал, что ты умеешь ухаживать за больными, а это пригодится не только мне, но и… – он легонько хлопнул ладонью по ноге Альберта, – нашему пациенту. И меня разбирает любопытство: по-моему, ты многому можешь меня научить.

Бигги звонко расхохоталась:

– Что-о?! Решили поучиться у ведьмы?! Профессор – ведьмин ученик? – Она вдруг стала серьезной. – Как вы узнали?..

Томас пожал плечами:

– Вчера за обедом я заметил, что Мария пьет вытяжку из листьев кресс-салата. И предположил, что кто-то присоветовал это девушке как лекарство от зубной боли. Я решил, что разбираться в подобных вещах может либо сидящая на кухне нищенка, либо сама трактирщица. К тому моменту я еще не имел чести познакомиться с трактирщицей. Как выяснилось позже, даже если бы хозяйка и знала, что кресс-салат может унять зубную боль, она вряд ли стала бы делиться этим знанием со служанкой, к которой питает не самые теплые чувства. Поэтому никого, кроме тебя, не осталось.

Я тихо сидел, стараясь уследить за ходом их беседы и понимая, что мне еще многому предстоит научиться, например, видеть, слышать и улавливать истинный смысл происходящего вокруг.

Профессор с “ведьмой” принялись осматривать Альберта и обсуждать его возможное лечение, а я постарался припомнить предыдущие дни – ведь я мог забыть какие-то события или разговоры, потому что не придавал им никакого значения. Может, о каком-нибудь из них я забыл рассказать Томасу?

Ну да, ясное дело, забыл. Я не рассказал о том, как ночью пытался войти к Марии и как она прогнала меня. Но об этом я рассказывать и не собирался. Прикинув и так и эдак, я решил, что это останется между нами – мной и Марией. И нечего другим совать в это нос.

Тем не менее я вспомнил несколько других событий и отрывки разговоров, о которых, как мне казалось, Томас не знал. Во всяком случае – я понял вдруг: лучше рассказать, чем умолчать.

Томас встал:

– Тогда передаю Альберта на твое попечение, а трактирщику скажу, что назначил тебя своей помощницей и попросил присмотреть за конюхом. И если он решит выставить тебя за дверь, тогда ему придется выставить и нас с Петтером. – И профессор со смешком добавил: – А на это он вряд ли отважится.

Когда мы вернулись в трактир, я сказал Томасу, что вспомнил нечто, по моему мнению, не важное, но о чем ему тем не менее следует знать и о чем я прежде не упоминал.

– А это важно?

– Не знаю. Возможно.

Томас огляделся и указал рукой в сторону кузницы:

– Неплохо было бы тебе взять лопату и убрать снег, который Альберт расчистить не успел. А я тем временем поговорил бы с фон Хамборком о том, что произошло. Потом мы сядем вон на ту лавочку, которая сейчас завалена снегом, и мирно и спокойно все обсудим.

Возле кузницы я действительно заметил снежный холмик, под которым вполне могла скрываться лавочка.

Вскоре я уже радовался работе и тому, что сила моя нашла наконец выход.

Альберт успел убрать снег позади трактира, с дорожки к хлеву и к сараю для карет и вдоль конюшни.

Я расчистил до конца тропинку к главному входу в трактир и прорыл тропинки к кузнице, прачечной и маленькому строению, по моим предположениям, амбару За день до этого я видел, как Мария выходила оттуда с двумя мисками, наполненными мукой и зерном. Как следует вспотев, я оторвался от работы, встал возле конюшни и, прищурившись, посмотрел на сверкающий на солнце снег. Кое-где сугробы доходили мне до груди. Неудивительно, что Альберт так вымотался. Несколько дней подряд расчищать снег, да еще и на голодный желудок – такая работа кого угодно с ног свалит! Невольно я испытал нечто похожее на уважение к этому бородатому троллю со зловещим взглядом. Не то чтобы он мне нравился, нет, но, ведомый упрямством и силон воли, несмотря на голод и истощение, Альберт умудрился сделать очень много – и это вызывало уважение.

Я открыл ворота конюшни. После яркого солнечного света она показалась мне на миг такой темной, будто я совсем ослеп. Но лишь на миг – потом глаза постепенно привыкли к сумраку, и я, осторожно ощупывая инструменты и седла, добрался до угла, где отыскал пару не слишком грязных мешков. Я перебросил мешки на руку. Не знаю, слышали ли мои шаги те двое, что находились в противоположном углу конюшни. Лошади в стойлах встревожились сильнее – они били копытами по деревянным перегородкам, встревоженно и недовольно фыркали друг на дружку. Бигги сидела спиной ко мне и кормила Альберта – тот, похоже, в сознание так и не пришел. Она тихо что-то приговаривала, хотя нет, она пела, ну да, какую-то спокойную песню. Кажется, пела она на своем странном языке, но я не уверен – лошади чересчур громко шумели, а подойти к Бигги и Альберту не решился – меня останавливали смущение и страх. Да, надо признать, я немного боялся. В Бигги было нечто странное… Я не смог забыть ее слова и то, как она себя повела, когда я зашел за ней в хлев. Впрочем, я и не собирался забывать. Сперва перед тобой ни дать ни взять самая настоящая мерзкая ведьма, которая потом вдруг преображается и становится милой и степенной – точь-в-точь служанка у пасторши! Будто бы прежней ведьмы и не бывало! Что же это за человек такой?! Я понял, что не доверяю ей. Нисколечко. Если Томас ей верит, – это его дело, я же решил не спускать с нее глаз. Но держаться подальше.

Я развернулся и собрался было уходить, когда ворота конюшни открылись и на пороге показалась Мария. Совсем как я прежде, она почти вслепую побрела вперед. В руках держала миску с чем-то, как мне показалось, похожим на суп. Девушка медленно пробиралась вперед, обходя лошадей, но затем вдруг вздрогнула и резко остановилась. Она увидела Бигги – догадался я. Услышав шаги, та обернулась, заметила Марию и открыла рот, собираясь что-то сказать, но ей тут же пришлось прикрыться рукой: в нее полетела миска. Лошадей обдало брызгами супа.

– Тварь! – выкрикнула Мария. Она развернулась и устремилась к выходу, а в глазах у нее блестели слезы. Дверь хлопнула, но потом вновь со скрипом приоткрылась. Миска медленно поползла по глиняному полу и остановилась у ног Бигги. Женщина отерла со щеки брызги супа, поставила миску на деревянный ящик возле очага и, как ни в чем не бывало, принялась кормить Альберта. Лошади встревожились еще сильнее.