— Мной вот попользовался…

— Скажите, а правда, что тех, кто лечится в платных клиниках, на учет не ставят? И работать можно хоть где?

— Да, вот у меня подруга лечилась платно, ни на какой учет ее не ставили. Она уже забыла, чем болела.

— Я слышала, что при беременности может быть рецидив.

— Если заразиться заново — точно будет!

— Нет, я не об этом. Говорят, что и через несколько лет после болезни на фоне беременности могут взять и вылезти четыре креста.

— Просто так они не вылезут!

— Ну, вроде как перестройка в организме…

— Вы меня заинтриговали, сейчас у доктора спрошу! Может, соберусь когда рожать — надо же быть в курсе.

— Вот не пойму — почему врачи точно не говорят, сколько времени проходит от заражения до заболевания?

— Потому что сами об этом ничего не знают!

— Здесь трудно сказать, это вам не корь.

— Жаль, а то куда проще было бы…

— Да, проще.

В диспансере два специализированных сифилидологических кабинета — мужской и женский. Данилов сразу же обратил внимание на то, что очередь у мужского кабинета молчаливая, никто ни с кем не то что словом — взглядом не обменяется, а в очереди у женского кабинета беседа не смолкает. Все больны одним и тем же, чего уж тут стесняться?

Доктор Игорь Венедиктович, «тянувший», как он сам выражался, мужской сифилидологический кабинет, шутил:

— Есть путь воина, есть путь из варяг в греки, а большинство моих пациентов следует пути Карлсона. Путь Карлсона — уходить и возвращаться бесконечно. Только его с учета снял, ну, думаешь, все! Как через месяц-другой у дверей знакомая физиономия. «Здравствуйте, доктор, я опять к вам!»

В чем-то он был прав — от болезней, которые являются следствием определенного образа жизни, невозможно избавиться навсегда, не меняя этого самого образа.

С Игорем Венедиктовичем постоянно происходили какие-то происшествия, вызывающие начальственный гнев. Причиной тому был не то чтобы длинный, но какой-то несдержанный язык доктора. Нередко на Игоря Венедиктовича накатывало желание называть вещи своими именами, и тогда он мог ляпнуть что-нибудь такое, незабываемое, как, например, посоветовать врачам из поликлиники назначать поменьше анализов на реакцию Вассермана, чтобы не создавать себе и венерологам лишней работы.

Последним «шедевром» Игоря Венедиктовича стало его выступление в отношении профилактики венерических заболеваний на собрании сотрудников диспансера. Собрание почтила своим присутствием заместитель начальника окружного управления, при которой Марианне Филипповне не хотелось заниматься критикой недостатков. Однако же и провести все собрание, как выражаются музыканты, «в мажорном ключе» тоже было нельзя — хоть один недостаток разобрать на нем надо, чтобы подтвердить свою несколько пошатнувшуюся репутацию требовательного и строгого руководителя. После недолгого раздумья Марианна Филипповна решила показательно «пропесочить» Игоря Венедиктовича, тем более что вроде как было за что — пофигистичный доктор второй месяц не мог развесить в кабинете два плаката, выданных ему главной медсестрой. Плакаты напоминали о вреде случайных связей и незащищенных половых контактов. Самое то для сифилидологического кабинета.

— Игорь Венедиктович, почему вы саботируете профилактическую работу? Разве так трудно прикрепить на стену пару плакатов? Или прикажете мне самой этим заняться? — последний вопрос главного врача был чисто риторическим — никто из подчиненных приказывать ей, конечно, не мог.

По уму виновному полагалось встать, кратко покаяться и пообещать сразу же после собрания развесить наглядную агитацию во всей ее красе. Две минуты — и вопрос исчерпан.

— Марианна Филипповна, мы вот столько говорим о профилактической работе, — стоило Игорю Венедиктовичу начать, как главный врач поняла, какую ошибку она совершила, — но совершенно не задумываемся или делаем вид, что не задумываемся о том, кому она вообще нужна, эта профилактика? Разве что типографиям, печатающим буклеты, брошюры и плакаты? Нам, врачам, профилактика нужна только на словах, ведь если народ перестанет болеть, то мы останемся без работы!

Гул одобрения прокатился по залу.

— Я вас поняла, Игорь Венедиктович, — главный врач попыталась спасти положение.

— Мне кажется, что доктор хочет еще что-то сказать, — обернулась к ней заместитель начальника окружного управления.

— Вы еще не все сказали? — спросила главный врач.

— Не все! — подтвердил Игорь Венедиктович. — Я еще про пациентов не сказал. Думаете, нашим пациентам нужна профилактика? Ошибаетесь! Как сказал мне один из них: «Я, доктор, когда аппетитную бабу вижу, в первую очередь думаю о том, как я ее трахать буду и уже потом, после того, начинаю думать о последствиях!» И чего ради мы дружно валяем дурака? Лучше бы развесили по кабинетам и коридорам какие-нибудь жизнеутверждающие картины!

— Какие именно? — поинтересовалась высокопоставленная гостья.

— Порнографические плакаты! — подсказал с места Кобахидзе.

Президиум, в отличие от зала, смеяться над шуткой не стал.

— Кроме порнографических плакатов можно пейзажи, абстракцию, — продолжил Игорь Венедиктович, когда смех затих. — Да что угодно, только не этот вот маразм в стиле «случайная связь промелькнет как зарница, а после быть может болезнь и больница».

Популярный плакат восьмидесятых годов прошлого века давно стал притчей во языцех, каноническим примером.

— Если продолжить вашу мысль, то можно заключить, что врачи-венерологи должны активно пропагандировать распущенность и секс без презерватива? — спросила Марианна Филипповна.

— Зачем пропагандировать то, чем люди и так с удовольствием занимаются? — развел руками врач-провокатор и сел на свое место, показывая, что больше добавить ему нечего.

— Странный какой-то у вас сотрудник, — сказала Марианне Филипповне замначальника управления. — Он у вас не того?

«Того» могло обозначать пьющего, употребляющего наркотики или сумасшедшего. Марианна Филипповна, не вдаваясь в уточнения, открестилась от всего разом:

— Нет, просто характер такой, Наталья Яковлевна.

— Опасный характер, — поджала губы Наталья Яковлевна. — Завидую я вашему терпению.

— Спасибо, — поблагодарила Марианна Филипповна, давая понять, что она сама прекрасно знает, кого ей стоит терпеть, а кого — нет.

Добрейший Игорь Венедиктович и впрямь был опасным человеком. Данилов убедился в этом на собственном опыте. Разумеется — на горьком, ведь весь опыт, который в чем-то убеждает, бывает только горьким.

Первая смена подходила к концу, когда в кабинет Данилова заглянул Игорь Венедиктович.

— Есть минутка? — спросил он.

— Конечно, заходите, — пригласил Данилов.