Под Аськиным взглядом Агния нагнулась и подобрала листы. Насколько она могла понять навскидку, это были копии какого-то милицейского дела. Протоколы опроса свидетелей, заключение следователя…

– Что это? Дело об убийстве гражданина Вертухаева Л. И., такого-то года рождения, проживающего в поселке Мутный Ручей… слушай, это же черт-те когда было… Прошлый век!

– Читай, – мрачно сказала Аська.

Они прошли на кухню, где Агния устроилась за столом. Пока она профессионально быстро просматривала документы, Аська заваривала чай – крепкий, почти черный, зеленый она терпеть не могла.

– Кто такой Вертухаев? – со вздохом спросила Агния, оторвавшись от бумаг. – Какое он к тебе имеет отношение?

– Мой отчим. Подонок, каких мало, – ответила Аська и мрачно добавила: – Был.

– Был? Ах да… исчез из дома… через пять лет нашли труп случайно… опознали… еще через полгода дело закрыли, потому что подозреваемых не было… не пойму, какое это к тебе имеет отношение?

– Это мы его убили, – сказала Аська, – мы с братом.

Она замолчала, чтобы Агния могла осознать эти страшные слова. Затем снова заговорила:

– Точнее, Витя, брат, топором его зарубил, а я труп спрятала. Он, Витька-то, как осознал, что наделал – так в ступор впал, сидит и только качается из стороны в сторону. Это я все придумала, как этого подонка спрятать, чтобы Витька в тюрьму за него не сел. Еще не хватало – из-за такой сволочи…

– Слушай, давай по порядку, а? – взмолилась Агния. – Раз уж у нас такой доверительный разговор пошел.

– Что тут рассказывать? – тоскливо протянула Аська. – Отца родного я не помню, он умер, когда мне два года было. На железной дороге работал, его поездом задавило. Случайно, а может, по пьяному делу. Соседка рассказывала – пил он, а кто у нас не пил? А мама одиночества испугалась – вот и вышла за этого урода. Все-таки, говорила, не одна детей растить буду…

Ну, он руки распускать начал почти сразу. А как понял, что мама ему противостоять не может – тогда совсем махровым цветом расцвел. Уж на что у нас мужики в поселке никудышные были, а этот, отчим мой, – такой подлец, что пробы негде ставить. С ним никто и не общался, потому как выпьет – и сразу в драку. А здоровый был, как кабан.

Ну, несколько раз били его всем скопом мужики, потому что хоть и здоровый был, а с пятью-то не справился бы. Так он тогда на нас отыгрываться стал. Маму бил, брата Витьку. С братом у них отношения ужасные были. Витька ему чего только не делал, когда Вертухаев пьяный спал – и махорки в нос, и фитили между пальцев поджигал…

– Как это? – вставила Агния и тут же пожалела об этом, потому что Аська посмотрела на нее с откровенной злобой.

– Не знаешь? – прошипела она. – Где уж тебе, девочке балованной, про это знать.

– Та-ак… – протянула Агния, – если тебе есть что сказать, говори и уходи. А то поздно уже.

– Вертухаев Витьку, конечно, бил, но сильно калечить боялся, поскольку в школе тогда директор работал, старой закалки, он как увидел раз Витьку всего избитого – жуткий скандал Вертухаеву устроил. На работу сообщил, в милицию заявление написал.

А только там вызвали маму, чтобы подтвердила факт жестокого обращения с ребенком, а она побоялась. И забрала заявление. Но Вертухаев хоть и в пьяном виде, а соображал и Витьку больше не трогал. Так, подзатыльник даст, пихнет – и все.

Потом старый директор на пенсию вышел и к дочке в Москву уехал, но Витька к тому времени вырос, сам за себя мог постоять.

Вертухаев на маме отыгрывался. Сколько раз соседка милицию грозилась вызвать, когда он ее бил. А она – не надо, не надо, и в медпункте говорила, что сама упала.

А меня он не трогал – незаметная я, маленькая была, как увижу, что пьяный идет – сразу у соседки прячусь или на чердаке. А в тот раз… мама накануне в больницу попала. Ступеньку у крыльца Вертухаев сломал, она оступилась, голову ушибла.

Сказали – сотрясение мозга, в больницу положили. Витька поехал – белье там отвезти, яблок своих из сада. А я одна дома – крутилась по хозяйству, ну и проглядела, как он пришел.

Аська зябко поежилась. Агния налила ей крепкого чая.

– Подкрался он сзади, обхватил меня руками – дышит перегаром, бормочет что-то, а от самого жаром пышет, как от печки. Я вырываюсь, да куда там. Как глянула ему в лицо, а глаза совсем белые, бешеные. Хочу крикнуть, а не могу, в горле все высохло. И такой ужас меня обуял – просто смертельный.

А как дошло до меня, что он сделать-то хочет, так откуда силы взялись. Затрепыхалась я, думаю – пускай уж лучше убьет, за руку его укусила, он на меня матом, да другой рукой такую оплеуху дал – три дня потом в ухе звенело.

Я тогда последние силы собрала, расцарапала его, так он схватил за шею и душить начал. Ну, думаю, это и к лучшему. Лучше умереть, по крайней мере все кончится.

И уже сознание начала терять, а потом вдруг чувствую – руки его ослабли, и повалился он мешком на пол. А над ним Витька, брат, стоит и топором размахивает, вроде как дрова рубит. И звуки такие – хрясь! Хрясь!

– Кошмар какой… – пробормотала Агния.

– Точно, но я тогда ничего не соображала, повалилась рядом, только от топора подальше отползла. А после уже Витька устал, топор бросил и как посмотрел на то, что от Вертухаева осталось, – так и плюхнулся на колени, ноги его не держали.

Я, говорит, его зарубил насмерть, теперь, говорит, мне за него на зону идти. Кончилась жизнь…

Тут я очухалась малость, в себя пришла – ну уж нет, кричу, не бывать этому! И так он нам всю жизнь испортил, так теперь еще и сидеть за него? Не будет этого!

А Витька не слышит, только качается из стороны в сторону и воет. Я тогда ведро воды из сеней принесла и на него вылила.

Очнулся он, смотрит осмысленно. А у меня уже план в голове созрел. От нашего дома если по тропиночке, то до того обрыва песчаного недалеко. Собрали мы вещи кое-какие, кольцо мамино, я свой крестик отдала, деньги Витька припрятал, да какие там деньги? Решили сказать, что Вертухаев сбежал из дому.

Хорошо, матери не было, она бы соврать не смогла, а так мы ей не сказали. Витька, как сомнамбула, все делал по моей команде. Полночи мы возились, он, кабан, тяжелый был… Закопали его в песок, засыпали иголками хвойными, я еще тропинку его же табаком присыпала, чтобы собаки не учуяли. Затем я пол замыла, потому как кровища и мозги его по всей кухне разлетелись.

– Что ты такое говоришь… – поежилась Агния.

– Ты слушай, слушай… На следующее утро хватились Вертухаева на работе, прибежал от бригадира Сенька Рябой, опять ваш, кричит, продрых по пьяни? Бригадир велел сей же час его растолкать, а если на работу не выйдет, то уволит он его к чертовой матери!

А нету, говорю, вечером завалился пьяный спать, а утром рано мы проснулись – нет его. И вещей его тоже нету. – Аська отхлебнула остывшего чаю, и Агния сунула ей в рот леденец, что остался у нее от тех, что раздавали в самолете.