видеть и полностью волю хозяина на себя принять. Он же, отец Патон, будет им проводником в этом нелёгком деле. Тут ведь каждая малая малость важна. Чуть ошибся, и не выйдет ничего. А он, отец Патон, давно уже со сломанным древом общается, и все знаки его знает, и волю его прочесть и растолковать братьям вовремя сможет.

— А Малёк как же? Ему тоже учиться охота, — спросил Гудим, выставляя брата вперёд.

— Малёк короший малец, у меня на него большой плани, — погладил Малька по голове отец Патон. — Только рано ему ещё большой знаний давать. Вот когда взрослым станет, тогда и продолжит учение, коли с пути не собьётся.

— Так мы уже большие, отец Патон! Нам-то пора уже, — взмолился Потим.

— Вам сломанное древо ещё знак не дало.

— А как узнать знак тот?

— Мы с отцом Мигобием будем в неделю на площади чудеса показывать. Вот после всех наших чудес, когда сломанное древо явит своё присутствие на площади, ви и вийдете с вопросом, стоит ли вам далше знания давать. Коли даст сломанное древо явний знак, так и учиться продолжим.

Пришли братья домой, пригорюнились. Матушка их пожалела, а отец никак в толк взять не мог — как можно волю свою отдать и рабом самого себя считать, хоть и древа, хоть и бога?

— Эх, батюшка, ничего-то ты не понимаешь. Тут ить ничего не получится, пока в полную волю сломанного древа не войдёшь. Только тогда оно через тебя чудеса творить станет.

— Так и не надо нам его чудес ценой вашей воли! — возмутился Охлуп. — Яиц у нас и сейчас достаточно, вон хохлатки и так несутся, знай собирай да в корзину складывай.

— Да какое же это чудо, отец? Они у всех несутся. А мы хотим научиться настоящие чудеса делать!

— Так волю же отдать — что души лишиться! Нешто решитесь на такое?

— Решимся, отец. Слишком много рассказали нам отцы святые о сломанном древе, чтобы не верить ему. Да и как может быть древо коварным — это же не человек. Древо, оно изначально чистое. Оно за всех людей пострадало, на себя их грехи приняв.

— Ох, не нравится мне сие… — вздохнул Охлуп.

Тут Ясна от соседей пришла, где бабку старую лечила. Ей, старой, всё одно помирать, так чего на хорошего лекаря тратиться? Ясна же сколько дадут от души, столько и возьмёт. Вот её и пригласили. Да вот бабка-то на поправку пошла. Сегодня первый раз за полгода, как её скрутило, на Ясну опираясь во двор выходила — на солнышко любовалась. И ведь всего пятый день Ясна её руками лечила, а вот вишь как? Может, и правда стоящая лекарка из неё получится?

— Что пригорюнились, братцы дорогие?

— А, то не твоё дело девчачье, — отмахнулся Потим.

— Так может, помогу чем?

— Чем ты поможешь? Девка деревенская, — встал Гудим. — Пошли, брат, будем думу думать, как нам дальше быть.

Ушли братья, а Ясна в толк не возьмёт, почему они ей не верят? Бабка-соседка вон, ходить начала, и радостно Ясне сегодня. Вышла она во двор, на завалинку села, а Малёк к ней подсел и говорит:

— Не обижайся на них, Яснушка. Учение их остановили чёрные пастыри. Говорят, что продолжить его можно, только когда сломанное древо им на площади знак подаст. Вот в неделю они и будут просить сломанное древо о знамении.

— Так есть о чём печалиться? — улыбнулась Ясна. — Будет им знамение!

На следующий день зарядил дождь, не сильный, но затяжной. Старики и сведущие люди говорили, что на пару седьмиц точно, а чудеса чёрных пастырей на эту неделю назначены. Вот ведь незадача. Собственно, такой дождик никого не испугает, да всё одно неприятно. Но ведь они же святые отцы, так пусть сами это с дождём и решают, времени ещё много: третейник, четверток, пятница, шесток — и уже сама неделя.

Вышла Ясна в третейник перед рассветом из города и направилась через поле к речке. На заре лицом к востоку становилась, солнце встречала и говорила таковы слова:

— Гой ты есть, Солнышко Красное! Светишь ты нам светом своим! Греешь ты нас теплом своим! За что чтим мы тебя и славим от веку! Покажи-высвети лик свой светлый!

Ответило Солнце-Даждь:

— Рад бы я лик свой Земле казать, да тучи меня заслоняют. Попроси Дождя их раздвинуть.

Обращала Ясна взор свой на тучи, сплошным покровом небо укрывшие, да говорила таковы слова:

— Гой ты, Дождик осенний! Проливаешь ты влагу живую на Землю-Матушку! Питаешь ты жизнь земную, реки и ручьи, леса и травы! Зверьё всякое да люд честной! За что благодарность тебе великая! — поклонилась Ясна Дождику. — Не мешаю я делу твоему, а прошу только! Открой прореху малую в покрове твоём, чтобы Солнышко Ясное лик свой явило! Просьба у меня к вам обоим!

— Здравствуй, Яснушка! — отвечал ей Дождик. — Рад я слову твоему ласковому! Рад помочь тебе в просьбе твоей. Открою взор Солнцу Красному…

И очистился кусочек неба на восходе, как раз, чтобы видно было Солнце всходящее.

— Здравствуй, Яснушка! Чем помочь тебе, красна девица? — спрашивал Солнце-Даждь.

— Пастыри чёрные, что братьев моих старших учат, сказали им, чтобы знак им дан был для продолжения учения. Вот и прошу я вас помочь в деле сем. Пусть во время прошения их — тучи расступятся и ты, Солнышко, на братьев моих глянешь!

Отвечал ей Солнце-Даждь:

— Ох, не об том просишь ты, девонька! Не будет от того пользы ни тебе, ни тем более братьям твоим.

— Так братья же они мне, как не помочь? Сделайте как прошу!

— Трудно не выполнить девичью просьбу… Да и не поймёшь ты похоже, что помощь помощи рознь, — ответил Солнце-Даждь.

— Похоже, что так и есть. Придётся тебе, девонька, через беду учиться, — добавил Дождик.

— Как же от братьев родных беды ждать можно? — возразила Ясна. — Разве не обрадуются они помощи моей?

— Не обрадуются. А мы ещё раз спросим тебя: ты всё ещё хочешь, чтобы мы дали знак братьям твоим?

— Хочу! И благодарна буду за заботу вашу!

— За худое не благодарят. Иди себе. Всё мы по просьбе твоей сделаем…

Спряталось опять Солнце за тучку, и Дождик снова полил на луга и побежал по речке. А Ясна домой пошла, да не так радостно ей почему-то было, как раньше. Тяготило что-то, будто на самом деле неправильно она сделала. Но подумав, решила, что помощь братьям родным не может во вред пойти. А как пастыри чёрные рты пооткрывают! Вот смеху-то будет! Улыбнулась она да весело домой побежала.

Настала