Наверху зашуршала трава, голоса немцев стали громче, на краю ямы, заслоняя свет, мелькнула чья-то тень. Костя пожалел, что сразу не достал оставшуюся у него гранату, не догадался положить ее за пазуху, как это сделал Егоров, но теперь уже поздно. Если бы еще как следует понимать, что там говорят немцы!

— Здесь его нет, — заглянув в яму, заметил унтер-офицер и сплюнул. — Готов держать пари на десять марок.

— Почему вы так уверены? — вглядываясь в сумрак внизу, спросил один из стоявших рядом солдат.

— Цветы… и грязь! — усмехнулся унтер, показывая пальцем на колокольчик, росший на дне ямы. — Если бы он сюда спрыгнул, то непременно сломал бы цветок и оставил следы в грязи. А их нет! Пошли дальше, не мог же он взлететь на небо…

Слово «цветы» Костя понял и поглядел на колокольчик — каким чудом он умудрился не сломать его? Это так и останется тайной, но простенький лесной цветок, нежно-лиловый, с хрупкой резной головкой, доверчиво поднятой к свету, спас ему жизнь…

Во что бы то ни стало немцы стремились продолжать наступление — жестко удерживая в своих руках инициативу, имея численное превосходство, не считаясь с огромными потерями, вражеские войска продвигались вперед. Ослабленные непрерывными боями, обескровленные части Красной Армии вынуждено отступали…

К исходу дня 28 июня 1941 года большая часть войск 13‑й армии отходила в район восточнее Минска. С северо-запада и юго-запада к столице советской Белоруссии рвались немецкие танки.

В 17 часов 28 июня 1941 года 12‑я танковая дивизия 3‑й танковой группы немцев после упорного боя ворвалась на улицы Минска. На следующий день 39‑й и 47‑й моторизованный корпуса из группы Гота и Гудериана соединились, замкнув кольцо окружения советских войск.

Однако наша 13‑я армия успела отойти на восток и к 30 июня развернулась на рубеже Борисов — Смолевичи — река Птичь. Соединения других армий, отходившие из Гродно и Белостока на Новогудок и Минск, оказались в окружении западнее Минска.

К утру 27 июня части нашей 4‑й армии под натиском 24‑го моторизованного корпуса немцев, наступавшего вдоль Брестского шоссе, оставили город Слуцк и, устраивая заграждения на путях вероятного продвижения вражеских танков, отошли к Бобруйску.

К исходу дня 27 июня практически все советские войска отошли на восточный берег реки Березины…

* * *

Услышав стук в дверь, солдат спрятал зеркальце и взял карабин. Немного постояв в нерешительности, он все же подошел к кладовке.

«Наверняка из недавнего призыва, — подумал наблюдавший за ним в щель Волков. — Ну давай, подходи еще ближе, спрашивай…»

Как будто услышав его, солдат сделал еще шаг и спросил:

— В чем дело?

— Заберите посуду! — категорично приказал на немецком Антон. — И выведите меня в туалет!

Немного поколебавшись — видимо, на такой случай он не получил никаких распоряжений, — солдат взял карабин в левую руку, а правой скинул крючок. Распахнув дверь, повел стволом, приказывая Волкову выходить в коридор. Тот повиновался.

Быстро бросив взгляд по сторонам и убедившись, что они одни, Антон неожиданно ударил солдата ногой в пах, выхватил из рук скорчившегося от боли прыщавого рядового вермахта оружие и сильно двинул своего стража прикладом в лоб. Не дав ему упасть, затащил в кладовку, прислушался — все те же шумы во дворе, пиликает надоевшая гармошка…

Больше не глядя на лежавшего на полу солдата, Волков накинул на дверь кладовки крючок и, тихо ступая по скрипучим половицам, прокрался в конец коридора к лестнице, стараясь все время держаться ближе к стене.

Проверив оружие, он убедился, что немец оказался беспечным — не загнал патрон в ствол. Передернув затвор, Антон дошел до конца коридора, присел и выглянул из-за угла.

На лестнице ни души, только крутил на площадке мелкий сор ветерок, влетавший в разбитое окно. Оглянувшись назад — не появился ли кто за спиной? — капитан ступенька за ступенькой начал спускаться на первый этаж. Позади остался лестничный пролет, площадка, теперь опять вниз, сдерживая дыхание, стараясь не скрипнуть половицей, не заставить затрещать старые доски ступенек. нужно добраться в подвал без осложнений, никем не замеченным.

Вот и последняя ступенька — слева коридор первого этажа, а ниже другая лестница, такая же деревянная, скрипучая, с окрашенными в коричневый цвет перилами. Осторожно свесившись через них, Антон взглянул вниз.

Там, сидя к нему спиной, еще один солдат караулил дверь подвала, закрытого массивной задвижкой. Положив на колени карабин, он мирно дремал, чувствуя себя в полной безопасности вдали от русских и собственного начальства.

Стараясь не шуметь, капитан перелез через перила и прыгнул на солдата, загремел упавший карабин, немец взбрыкнул, пытаясь сбросить неведомо откуда свалившегося противника, но получил крепкий удар по затылку и притих. Поднявшись, Волков взял карабин за ствол и, как тяжелой дубиной, врезал им по голове немца. Снял с него пояс с подсумком и отодвинул засов.

Школьный подвал, превращенный оккупантами во временную тюрьму, оказался низким, темноватым. Свет слабо проникал сквозь единственное узкое окно. Пахло пылью, плесенью и давно не мытыми человеческими телами. Стоя на пороге, Антон поморгал, привыкая к сумраку, пока не разглядел трех человек, сбившихся в кучку в дальнем от двери углу.

Один был лысоватый, кряжистый, с тяжелыми большими руками. Под глазом у него расплылся синяк, и от этого казалось, что лысый хитро подмигивает. Второй — заросший сивой щетиной, сидел на полу, опершись на него руками. Третий — средних лет, высокий, с разбитой переносицей и вспухшей губой под темными, видимо, недавно отпущенными усами. Все одеты примерно одинаково — пиджаки, рубашки, брюки, ботинки, возраст определить сразу трудно. И потом, кто знает, сколько лет должно быть деду Матвею?

— Кто дед Матвей? — сиплым шепотом спросил Волков.

— Я, — откашлявшись, отозвался сидевший на полу. — Я дед Матвей. А ты кто?

— Отойдите! — показав стволом карабина в другой угол, приказал лысому и усачу Антон. — Живо!

Бросая на него испуганные недобрые взгляды, они повиновались. Подойдя к деду Матвею, Волков опустился рядом с ним на колени.

— Можете идти?

— Ноги, — скривился тот. — Да ты кто такой? Как попал сюда?

— К вам женщина из Минска с двумя детьми не заходила? — торопливо произнес слова пароля Антон.

— Детки-то мальчики? — насторожился Матвей. — Как звать их, запамятовал?

— Александр и Алексей.

— Ага, — кивнул дед, — Александру пять лет, Алексею три… Господи, да как тебя сюда занесло?

— Что с ногами?

— Да эти, — показал на потолок Матвей. — Уходить тебе надо. Запомни: деревня Жалы, от скотного двора по левую руку первый дом, Макар Путко…