— Почему? Вытряси из него душу. Хороший адвокат мафии прикроет его с тачками, он знает об этом, поэтому беспокоиться не будет. Если он запоет, приятели его хорошо отметелят, он прекрасно это понимает. Откуда у него в таком случае появится желание говорить? А ты попробуй повесить на него убийство, пусть он тогда получше пошевелит мозгами.

— Я от этого воздержался, — заявил Андре Лапьер.

— Чушь какая-то, — буркнул Санк-Марс.

— Простите меня, господа, — все уже решили, что Жиль Бобьен либо заснул, либо настолько не догонял ход беседы, что счел за благо молча слушать. Его округлые формы, чем-то напоминавшие изваяния Будды, вновь привлекли всеобщее внимание, когда он чуть поднял голову, чтобы высказаться. — У меня возникла одна мысль.

Эта новость ни у кого не вызвала большого энтузиазма. Принимая во внимание поздний час, усталость всех собравшихся, достаточно напряженную атмосферу и общее неуважение к оратору, никто не обратил на него особого внимания. Не глядя на начальника, все понуро ждали, что он им сообщит. Взгляды вновь обратились на него, когда выдержанная капитаном пауза слишком затянулась.

В конце концов, ободренный тем, что ему удалось привлечь внимание подчиненных, Жиль Бобьен возвестил:

— Я сам буду руководить этим расследованием.

Жертвуя собой, первым ему сразу же возразил Трамбле:

— Жиль, ты же уже столько лет только и делаешь, что ворошишь на столе бумаги…

— Это хороший повод, Реми, чтобы тряхнуть стариной. Эмиль прав. Ты должен будешь все свое время посвятить внутреннему расследованию. Нам придется координировать работу разных отделов. Что касается русских, ими займется конная полиция. Вот нам и нужен кто-нибудь в чинах, чтобы поддерживать с ними связь. Санк-Марс с Мэтерзом не будут разговаривать с русским капитаном. Я попрошу это сделать ребят из конной полиции.

Мэтерз, не понимавший значения происходящего, заметил, что Лапьера с Дегиром чуть удар не хватил, Трамбле был близок к панике, а Санк-Марс выглядел крайне удивленным.

— Жиль, ты же столько лет занимался только работой с документами…

— Я и сейчас сижу за столом. Через меня все проходит. Мое решение окончательное, обсуждать его мы не будем. Если у тебя, Реми, есть другие предложения, попробуй пожаловаться на меня начальству, и я тебе тогда кое-что оторву, обещаю.

— Жиль, — начал было Санк-Марс, — не поймите нас превратно, мы высоко ценим ваше предложение. Для нас честь служить под вашим руководством, но вы же знаете, у вас проблемы с сердцем…

— Оно еще бьется, Эмиль. Спасибо, что вспомнили. А теперь — к делу. Первое совещание оперативной группы состоится завтра ровно в одиннадцать. Всем быть здесь.

— Здесь? — переспросил начальника Андре Лапьер.

Бобьен признал свою первую ошибку.

— У меня в кабинете, — поправился он, — точно в одиннадцать. Он хлопнул себя руками по ляжкам, поднялся со стула и быстро ушел тяжелым пружинистым шагом.

— И надо тебе было поднимать этот вопрос, Санк-Марс? — спросил Трамбле. — Теперь мы все оказались в дерьме.

— Ты себе представляешь, сколько с ним будет бумажной волокиты? — посетовал Лапьер. — Пятьсот слов в день в трех экземплярах. Дегир!

— Да, сэр? — Как и второй младший детектив, находившийся в комнате, Ален Дегир старался держаться тише воды ниже травы, следя за разговором. На его несчастье, начальник обратился к нему именно в тот момент, когда он во весь рот зевал.

— Завтра утром в одиннадцать часов зайдешь в кабинет Бобьена и застрелишь его. Тебя за это провозгласят национальным героем.

Никто не улыбнулся. Все встали и в молчании вышли из кабинета. Кабина лифта была небольшой, каждый пассажир чувствовал облегчение, когда кто-то выходил. Только Мэтерз и Санк-Марс предусмотрительно взяли с собой куртки и потому проехали весь путь вниз до самого гаража.

— Мне кажется, мы попали… — осторожно высказал Мэтерз предположение, пытаясь выяснить реакцию начальника. — Я хочу сказать, с Бобьеном.

— Ты так считаешь?

— А вы разве не согласны с мнением всех остальных?

— А ты задай себе вопрос, кто первый пригласил его на совещание?

Мэтерз обратил внимание на едва заметный оскал, который, несмотря на невозмутимое выражение лица начальника, выражал затаенную угрозу.

— Вы?

Санк-Марс чуть выпятил подбородок.

— Трамбле весь день сидел у нас на хвосте. Лапьер? Он хотел бы только одного — чтоб мы всю жизнь сидели за столом и точили карандаши. Кто из них двоих по своей воле дал бы мне возглавить расследование? Когда тебя загоняют в тупик, Билл, ты начинаешь искать другое решение.

— Другое решение — это Бобьен?

— Он никогда не знает, что творится кругом. — С поразившей Мэтерза добротой Санк-Марс положил ему руку на плечо. — Мне просто пришлось прибегнуть к небольшой дипломатической уловке, чтобы обеспечить нам свободу действий. И я собой горжусь. Кстати говоря, ты помнишь тот жучок, который поставили в гараже? Это работа полицейского. Очень старая модель, ей по меньшей мере десять лет. Спокойной ночи, Билл. Утром увидимся. И не забудь — это совещание будет очень важным. Приходи подготовленным. Принеси сладких булочек, Бобьен за это сделает тебя своим любимчиком.

— Ровно в одиннадцать, — сказал Мэтерз, глядя, как его наставник идет к машине в холодной сырости гаража. У него возникло подозрение, что он никогда не сможет узнать те секреты, которые сделали Санк-Марса первым полицейским в городе, но, вне всяких сомнений, было чему поучиться у этого человека.

ПЯТНИЦА, 7 ЯНВАРЯ

Фургон взорвался рано утром. Удар взрывной волны был так силен, что в трех ближайших кварталах в окнах домов вылетели стекла. Их жители кто в чем — в пижамах, ночных рубашках, зимних ботинках на босу ногу и просто завернувшись в одеяла — вскакивали с кроватей и вылетали на улицу, думая, что где-то взорвался газ, настал конец света, разразилось землетрясение или в город попала комета. Детали преступления выяснялись медленно. Полицейские на холоде истоптали весь район, пока еще не рассвело. От содержимого бумажника водителя, как и от его большой ягодичной мышцы, не осталось ничего, потому что бумажник лежал у него в заднем кармане брюк, а водительское удостоверение, хранившееся в бардачке, чудом сохранилось. Если водитель был хозяином фургона, то он принадлежал к «Рок-машине», примкнув к ней в тюрьме во время очередной отсидки, и был известен как бывший домушник. После освобождения Жак Дюфур по кличке Стремянка прошел курс обучения езде на мотоцикле. Когда он пришел сдавать на права теорию, сотрудник той конторы, где он должен был сдавать тест, взглянул на него и четырех байкеров, стоявших сзади, и дал ему экзаменационный листок сразу вместе с правильными ответами. А когда дело дошло до проверки водительских навыков, ему выдали водительское удостоверение на вождение мотоцикла без экзамена. Стремянке очень нравились привилегии членов банды — особенно исключительная легкость доступа к представительницам прекрасного пола и в игральные залы казино Лас-Вегаса. Теперь он, как и многие его кореша, традиционно расплатился за все свои льготы и привилегии. В кабинете, где велось расследование деятельности байкерских банд, Андре Лапьер присовокупил его имя к другим на висящем на стене листе плотной бумаге, куда вписывалась история байкеров. «Жак Дюфур, — написал он. — Кличка Стремянка. Взрыв бомбы. 7 января. 3:52 утра». А рядом нацарапал: «Подгоревший пирог с вишней. Нам будет его недоставать. Ему тоже».