Процесс восстановления протекает у бывших военнопленных так же, как у всех остальных. Кости и мышцы у всех одинаковые, лечение занимает одинаковое время, а врачи и медсестры в любом случае делают все, что в силах. Вместе с тем я медленно осознавал, что мне придется заплатить здоровьем за то, что настоящее лечение началось лишь через четыре месяца после того, как я получил травму.

Однако фанфары в честь моего возвращения в Израиль заглушали все, включая понимание, что мне никогда не стать таким же, каким я был прежде. Мое возвращение стало общенациональным событием. Оно послужило источником радости для всех жителей страны в самом простом и чистом виде. Для меня это оборачивалось бесконечным потоком посетителей, приходивших выразить свои чувства, — некоторых из них я знал, других никогда прежде не видел. Начальник штаба Хаим Бар-Лев прислал мне экземпляр недавно опубликованной книги прославленного израильского спецназовца Меира Гар-Циона[54]. Основатель сельскохозяйственных поселений Авраам Герцфельд[55], которого я слышал по радио, но никогда не видел, навестил меня и оставил книгу о молодежном движении «Га-шомер га-цаир». Главный раввин Шломо Горен[56] подарил мне великолепную менору — «как потомку Хасмонеев». Представитель Красного Креста в Израиле подарил мне книгу об истории Красного Креста. Меня посетили начальник разведки Армии обороны Израиля Аарон (Ареле) Ярив[57] и верховный комиссар полиции. Даже премьер-министр Голда Меир провела день в моей комнате, пытаясь понять, что я пережил. Словом, посетители шли нескончаемым потоком, с утра до вечера. Это утомляло меня, и я чувствовал, что мне необходимы покой и определенный контроль над личным пространством.

Среди посетителей были и сотрудники Управления разведки Армии обороны Израиля, которым нужны было сведения о допросах, которым я подвергался. Беседа с ними принесла мне несомненное облегчение, поскольку я впервые получил возможность поговорить о том, о чем думал все последние месяцы. Прежде всего, это была возможность максимально детализированным, упорядоченным и систематическим образом избавиться от груза долгих ночей с Азизом, ощутить свою связь с Израилем и с тем человеком, каким я был прежде. Это была еще одна версия разбора полетов, неотъемлемой части того распорядка, к которому я привык с тех пор, как стал пилотом. Было приятно снова стать активным участником такого разбора. Когда мы с этим покончили, я чувствовал себя легче и свободнее.

Я провел дома в Хацоре еще три месяца, пока гипс наконец не сняли, и мое тело предстало предо мной во всем своем великолепии: тощие слабые ноги, рука, все еще вывернутая под углом девяносто градусов, и общее физическое состояние маленького ребенка. Однако медиков это не слишком беспокоило — похоже, они знали, что у физиотерапии еще будет возможность сотворить со мной чудо.

Кроме того, Война на истощение регулярно наполняла девятнадцатое и смежное двадцатое отделение больницы множеством раненых, которые, говоря объективно, были в гораздо худшем состоянии, чем я.

В результате Шестидневной войны, начавшейся 5 и закончившейся 10 июня 1967 года, территория Израиля, захватившая Синайский полуостров, сектор Газа, Голанские высоты и Западный берег, увеличилась втрое. Внутри новых границ оказалось более трех миллионов арабских «граждан». Естественно, ситуация оставалась напряженной.

Затем последовала Война на истощение. Египтяне, твердо рассчитывавшие отвоевать Синай, втянули Израиль в бесконечные стычки вдоль Суэцкого канала, соединяющего Средиземное море с Красным и далее с Индийским океаном. Канал шириной около двухсот ярдов служил в те годы границей между Египтом и Израилем. Сразу же после Шестидневной войны он был закрыт для прохода судов.

Обе стороны развернули на берегу канала часть своей армии. По инициативе египтян между ними начались перестрелки. Главной целью было нанести противнику как можно больше потерь, чтобы утомить руководство противника и изменить ситуацию в свою пользу. Война шла и в воздухе, причем Израиль со своей стороны активно использовал свою авиацию. Мой «Мираж» был подбит и сентября 1969, после того как нас подняли на перехват египетского МиГа-21, атаковавшего наши наземные позиции в Синае. В противостояние были вовлечены и две сверхдержавы — Соединенные Штаты и Советский Союз. Разумеется, мир был недоволен, что вместо того чтобы служить торговле, Суэцкий канал стал полем битвы. Американское участие приняло форму поставок Израилю все более продвинутой военной техники. Союз пошел дальше, разместив в Египте вооруженные силы, принимавшие участие в боевых действиях[58].

Возможно, это было не лучшее время обсуждать с лечащими врачами возможность того, что я снова буду летать, поскольку я только недавно избавился от гипса, а моя рука все еще была вывернута под углом девяносто градусов. Поэтому в ответ на мой вопрос врач только поднял брови и предложил снова лечь в больницу, на этот раз для терапевтического, а не ортопедического лечения. Возможно, мысль о том, что я снова буду летать, была способом удержаться за что-то знакомое в ситуации, когда мой мир изменился до неузнаваемости.

До двадцати четырех лет моя судьба неизменно находилась в моих руках. Теперь во всех своих решениях я был связан непреодолимыми внешними обстоятельствами — если быть точнее, я был вынужден позволить внешним обстоятельствам диктовать мне, что делать. При этом физические ограничения были не самым страшным — в этом я мог с чистой совестью положиться на лечащих врачей и свое природное здоровье, которым я был обязан как родителям, так и многолетним физическим тренировкам во время учебы в хайфском армейском интернате. Однако необходимо было справиться с психологическими последствиями. Эйфория возвращения в Израиль на первых порах избавила меня от забот и мыслей о моем будущем. Однако я больше не мог не замечать турбулентного состояния своей психики, связанного с пленом. Непредсказуемые и неконтролируемые сны были лишь одним из симптомов внутреннего смятения.