В тесной прихожей на небольшом столике перед зеркалом валялись маленькие, почти детские белые шерстяные перчатки и такой же шарф с длинными кистями. Глеб глубоко прерывисто вздохнул. Встретился с умными, понимающими глазами Ковалевой. Она слегка пожала ему руку и ободряюще произнесла:

— Всегда надо надеяться на лучшее…

На пятый день Алене потребовалась кровь. У нее оказалась самая редкая группа, и больничных запасов не хватало. Из всего коллектива театра, по иронии судьбы, пригодной оказалась лишь кровь Мальвины, Инги Ковалевой и Мити Травкина. Все трое с воодушевлением согласились хоть этим поддержать Адену. Но в последний момент Мальвина предупредила врачей, что Инга беременна, и у нее брать кровь не решились. Инга прореагировала на это неожиданно бурно.

— Я вас очень прошу, пожалуйста, — умоляла она врача. — Ведь мне совсем недавно столько крови выкачивали из вены для анализа, и ничего… Ну вы же можете взять у меня хотя бы столько же.

И когда ей в категорической форме было отказано, Инга неожиданно расплакалась:

— Поймите, я виновата, очень сильно виновата перед Аленой Владимировной. И сейчас, когда ей так тяжело, возможно, вот эти самые капли окажутся самыми нужными… потому что в моей крови будет просьба о прощении и самое страстное желание, чтобы она выжила. Вы не можете недооценивать ту энергию власти прощения, которая бессознательно живет в человеке, даже если он без сознания… Ведь медицина про это тоже мало знает. Я читала… Короче, я не уйду, пока вы не возьмете мою кровь.

Что-то в словах и поведении Инги возымело действие на врачей, и, как ни странно, у нее взяли кровь.

Глеб страшно переживал, что не смог пригодиться Алене в этой ситуации, и очень глубоко прочувствовал то, что происходило с Ингой…

В тот день, когда весь коллектив театра был взбудоражен известием о том, что Алене необходима кровь, на служебный вход, робея и не зная, как себя вести, явился человек среднего возраста с симпатичным круглым лицом и раскосыми татарскими глазами. Он обвел взглядом возбужденно обменивающихся впечатлениями о поездке в больницу актеров и неуверенно спросил:

— А не подскажете, как бы мне найти вашего режиссера?

На проходной в одну секунду воцарилась гробовая тишина. Все повернулись к пришедшему и внимательно изучали его десятком подозрительных глаз.

— Я имею в виду… барышню. — Мужчина окончательно стушевался. — Молодую женщину в очках и с таким… низким голосом.

— А вы, собственно, по какому вопросу? — Максим Нечаев, ближе всех стоявший к незнакомцу, инстинктивно сделал шаг к входной двери, как бы перекрывая ее.

От мужчины не укрылось это движение, и он удивленно протянул:

— Ну-у вы даете! Таксист я. Подвозил вашего режиссера где-то неделю назад к «России»…

— К «России»?! — хором выдохнули все присутствующие.

Таксист недоумевающе пожал плечами:

— Она просила подождать, но почему-то не вернулась… Ну это ладно. Надеюсь, что с ней все нормально. Но я совсем по другому вопросу к ней…

— По какому? — Максим приблизился к таксисту.

Мужчина вдруг улыбнулся:

— Я около театра уж с час кружу — все никак не решался сразу-то… Вдруг слышу выстрелы, во двор заглянул, а там ты в мишень из пистолета лупишь. Понял, что тренируешься. А сейчас вспомнил: чемпионат по стрельбе недавно ты выиграл? У меня сын стрельбой занимается, рассказывал, что теперешний чемпион умудряется еще артистом работать.

— Ты давай зубы-то не заговаривай! — по-хамски прервал его Гладышев. — По какому вопросу Алена нужна?

Таксист обиделся и засопел.

— Это наш с ней разговор. Мы с ней кой о чем беседовали… Так вот у меня тема для продолжения этой беседы имеется. И я совсем не намерен каждому встречному об этом докладывать.

— Придется подождать в таком случае. Ей сейчас не до беседы… — Максим коротко пересказал события последних дней. Актеры начали разбредаться по театру.

Когда водитель уже садился за воротами в машину, его окликнул вышедший следом молодой человек. Интеллигентно представившись композитором Глебом Сергеевым, он попросил немного задержаться и ответить на несколько вопросов. Таксист согласно кивнул, и Глеб сел рядом с ним на сиденье машины.

Неожиданное исчезновение Сиволапова породило среди работников театра самые различные предположения, но следователь поначалу отнесся к его отсутствию довольно вяло. Однако на одном из спектаклей Митя Травкин обнаружил на колосниках забившуюся в щель запонку. В тот день, когда случилось несчастье с Аленой, вызванная Сколопендрой милиция самым тщательным образом обследовала колосники, но ничего не нашла. Видно, и у них бывают проколы, тем более что запонка завалилась в узкую щель, и, если бы не металлический блик от яркого света, лежать бы ей и покрываться пылью до скончания века. Глазастый Митя увидел, как сверкнуло что-то в щели, и выковырял гвоздем. Такие запонки с выбитой посередине цифрой пятьдесят и инициалами владельца дарили в день юбилея театра всем мужчинам. В точности такие же кулончики получили в подарок и женщины.

Буквы «П. С.» свидетельствовали о том, что запонка принадлежала Петру Сиволапову. Информация эта, естественно, мгновенно стала достоянием всего театра. Пожалуй, одной Инге ничего не было известно: по немому сговору ее было решено пощадить, хотя бы пока не выяснится до конца история этой странной находки. Выслушав сенсационное сообщение о найденной запонке, полуспящий Севка вяло сказал:

— Чушь собачья. Сиволапов с его габаритами разворотил бы все окно в реквизиторской, а решетка была сдвинута ровно настолько, чтобы пролез тот, кто у же его в два раза. — Потом вдруг словно спохватился и добавил: — Впрочем, не исключена возможность, что… убийца был не один и кто-то просто прятался в театре, чтобы потом, когда все соберутся к вечернему спектаклю, слиться с людьми и выйти незамеченным. Но не думаю, что это мог быть Сиволапов…

Еще и еще раз тщательнейшим образом вспоминали и рабочие сцены, и помреж, и реквизиторы, и электрики, не заносила ли Петра Сиволапова нелегкая каким-нибудь непостижимым образом на репетициях, на прогонах на колосники. С одной стороны, что бы там понадобилось драматургу, с другой — а почему бы и нет: фантазии и причуды творческих людей порой выглядят дико и непредсказуемо.

Милиция сиволаповскую квартиру тщательно обыскала, но второй запонки не обнаружили. Так же как следов его внезапного отъезда. Вещи все были на местах, одежда развешана по шкафам, на письменном столе лежала недавно начатая рукопись новой пьесы. На журнальном столике с фотографии в ажурной деревянной рамочке улыбалась Алена.

Не доверяя особенно следственным органам, Ковалева сама обзвонила все больницы, морги, отделения милиции, но Петра отыскать нигде не удалось. Инга практически не участвовала в той бурной деятельности, которую развила мать, и была уверена в том, что с ним ничего не может случиться. Нину Евгеньевну, с одной стороны, успокаивало отсутствие паники у Инги, с другой — ее поведение казалось странным…