Одинокая алая капля повисла на кончике моей шпаги. Она пыталась мне что-то сказать. Если начинает казаться, что ваша собственная кровь разговаривает с вами, это не очень-то хороший признак.

Я бежала, бежала и бежала. От голубых песков региона Азурита. Через многие мили, засыпанные бледным кварцем и похожие на бесконечное снежное поле под лучами палящего солнца. И дальше, дальше, на запад, в рубиновую пустыню.

В приграничье особо не на что посмотреть: это суровые земли. Поселения тут немногочисленны и отстоят далеко друг от друга, а местные жители не слишком ласково относятся к незнакомцам.

В моём случае, конечно, это не имело большого значения. «Ты всегда будешь одна».

Если подумать – не такое уж это страшное проклятие. Есть множество историй об отшельниках, которые провели всю жизнь, не сказав людям и двух слов. Я, например, всегда любила животных. Всё, что мне нужно было сделать, найти место, где можно спрятаться, научиться жить за счёт даров земли и держаться особняком. Вот так. Звучит отлично. Попробуйте.

Возможно, это национальный недостаток моего народа. Медеки живут кланами. Мы придумываем сказки, танцуем и поём, влюбляемся и охладеваем, и… Ну, я думаю, все так делают.

Так или иначе, чем дальше я держалась от других людей, тем более уязвимой становилась. Проблемы с головой усугубились. Я теряла счёт времени, по нескольку дней бродя по пустошам в одиночку. Я забывала о сне. Или не могла понять, проснулась ли я. Воспоминания преследовали меня как призраки, и вскоре я уже не знала, где нахожусь и как сюда попала.

Однажды я проснулась в пещере. Я скорчилась среди камней, думая, что это трупы, и гадая, когда же сэр Джервас и сэр Розарита придут и спасут меня. В другой раз я не сдвинулась с места, когда меня накрыла песчаная буря – в тот миг я была убеждена, что стою в святилище джен-теп и члены Тайного Общества тестируют мои способности. Маги решали, могу ли я стать одной из них. Они выгнали меня вон после того, как я битый час размахивала руками, шевелила пальцами и бормотала бессмысленные заклинания, которые почему-то не желали работать.

Сколько времени у меня ушло, чтобы всё испортить? Дни? Недели? Месяцы?

Была ли я по-прежнему юной девушкой – или уже превратилась в дряхлую старуху, бредущую по песку в поисках подходящего места, где можно лечь и умереть?

Как правило, я понятия не имела, кто я такая и куда направляюсь. А знаете, что было хуже всего?

Я скучала по Соколу.

Насколько же глупо я выглядела? И насколько жалко?

Как узнать, что вы окончательно потеряли рассудок? Я вам отвечу. Если вы хотите услышать голос своего мучителя, потому что вам надоел звук собственного бормотания, и вы не знаете, сколько ещё продержитесь, прежде чем вырвать себе язык, – вот тогда можете быть уверены, что свихнулись.

– Сокол? Ты там?

Идиотка.

В отчаянии я пыталась вспоминать сэра Розариту и сэра Джерваса – и всё то, чему они меня учили. Честь. Достоинство. Доброта. Надежда.

Надежда.

Надежда на что именно? Какое чудо могло вырвать меня из этого хаоса? Если со мной и случалось что-то хорошее, оно никогда не длилось долго. Всякий раз, когда моя жизнь становилась хоть чуточку лучше, когда я прилагала усилия, чтобы стать кем-то новым – способным побороть проклятие, наложенное джен-теп, – всё тут же разваливалось. Как бы я себя ни вела, что бы ни выбирала, у меня не было никаких шансов против сигилов, вытатуированных на шее. Так что мне оставалось, кроме смерти?..

Я вынула из тубуса шпагу сэра Розариты. Я давно её не точила, но когда уколола кончик пальца – потекла кровь. Я села на землю, скрестив ноги, и подумала: будет ли багровый песок выглядеть иначе, когда всё закончится?

Однажды я читала, что джен-теп считают самоубийство преступлением против всего народа. Любой гражданин посвящает жизнь своей стране и своей культуре. Поэтому уничтожение всего того добра, которое могло бы принести ваше существование, равносильно убийству.

Дароменцы иные. У них есть всевозможные трагические рассказы о том, что благороднее покончить с собой, нежели жить с позором. Сэр Джервас терпеть не мог эти истории. Честь требует служения. Смерть же…

«Смерть – это последний дар, который мы можем сделать другим. Умереть правильно – значит пожертвовать всеми чудесами жизни, дабы сделать мир лучше, чем он был».

Я смотрела на крошечную красную каплю, уцепившуюся за кончик шпаги. Какой дар я могу принести своей смертью? Безусловно, если я умру здесь, от того никому не будет пользы; моя кровь лишь сделает этот сияющий багровый песок чуть-чуть тусклее. Когда жара, ветер и птицы-падальщики изничтожат мою плоть, кости будут погружаться всё глубже и глубже, пока от меня не останется и следа в этом мире.

Нет, я уйду не так.

Я встала и собрала свои вещи, цепляясь за эту мысль, чтобы сосредоточиться. Заострить разум.

Был город, который я оставила в двух милях позади. Если я поспешу, то успею вернуться туда до рассвета. Я украду немного припасов и начну путешествие на запад – туда, где территория Семи Песков граничит с землями джен-теп.

Что я буду делать, когда окажусь там? Я понятия не имела. Может, разыщу Сокола и убью его. А может, он меня убьёт. Так или иначе, даже если я просто заставлю его смотреть, как я умираю – смотреть с близкого расстояния, – я верну ему некоторую часть боли, которую он мне причинил. Он узнает, что скромный медек может встретить смерть с бо́льшим мужеством и достоинством, чем любой маг джен-теп.

Пусть это станет моим подарком миру.

Давайте-ка посмотрим, что мне пришлось сделать, чтобы добраться до территорий джен-теп. Я воровала в деревнях и фермерских домах. Я пересекла знойную пустыню и преодолела опасные горные перевалы. Я переходила вброд бушующие реки. Я сталкивалась с дикими животными, а иногда и с людьми – вдвойне более жестокими… В общем, это чудо, что я сумела подойти так близко.

Оатас Джен-Ю – «Оазис Мудрой Магии». Такое название джен-теп дали своему самому южному городу – когда отняли его у моего народа триста лет тому назад.

Как он звался тогда? Никто не знает. Спросите полдюжины медекских кланов, и вы получите семь разных ответов. Некоторые из молодых людей могут даже сказать вам (тихо, чтобы не рассердить старших), что эти города, возможно, никогда и не были нашими. Возможно, мы тоже отняли их у кого-то. Или просто придумали миф, поскольку жалели, что у нас нет своих городов… Порой я думала: действительно ли только я запоминаю вещи неправильно? Разве не все люди переиначивают прошлое, чтобы оно соответствовало настоящему?