— Валери — это их вторая мама.

Это была простая констатация факта, ничего более, и мы никак не ожидали, что мадам Пойак сухо ответит:

— Мать только одна, и заменить ее нельзя. Не может быть и речи о том, чтобы считать Валери Пинье их второй матерью. Чета Пинье — всего лишь приемные родители.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы отреагировать на услышанное: я была в шоке. Потом меня охватила ярость, и вне себя от гнева я ответила:

— Чтобы вы знали, месье и мадам Пинье всегда рядом с моими детьми. Они их кормят, одевают, купают и проверяют их домашние задания. Но это еще далеко не все! Когда я умру, мои дети будут горевать. Кто их успокоит? Вы? Когда они будут болеть, когда у них будут неприятности, когда они узнают, что такое разочарование, кто их поддержит? Вы? Когда они захотят поделиться с кем-то радостью, когда они захотят, чтобы их кто-то выслушал, кто будет рядом с ними? Вы? Когда они будут ложиться спать, кто расскажет им сказку на ночь, кто приласкает их, кто поцелует, перед тем как выключить свет? Неужели это будете вы? Нет, все то, что сейчас делаю я, будет делать для них мадам Пинье!

Мадам Пойак ничего не ответила. Думаю, она просто не осмелилась на это, учитывая нервное состояние, в котором я пребывала. Я была возмущена подобным формальным способом мышления: говорить о Пинье так, будто они наемные работники! Мы с Сесилией видели по телевизору репортаж о приемных родителях, которых лишили права опеки над маленьким мальчиком под тем предлогом, что женщина уделяла ему слишком много внимания и дарила слишком много любви. Их соседи и односельчане пришли в ярость. Как будто можно запретить приемным родителям дарить нежность и любовь детям, которых они воспитывают! Это бесчеловечно и абсурдно. Я понимаю, что руководитель Организации лишь повторила то, что написано в документах. Но как можно внести в правила любовь? Как можно иметь настолько ограниченное представление о подобных вещах? Когда я думаю о малышке Марго, которой всего лишь два года… Вот уже три месяца она живет у Пинье. После моей смерти она быстро меня забудет. На протяжении всей жизни Пинье будут ее единственными родителями. Поэтому я надеюсь, что Валери действительно станет для нее второй мамой и подарит ей всю ту любовь, которую я не смогу ей дать.

На этом встреча закончилась. Я подписала бумаги, сухо сказала: «До свидания» — и покинула место боя вместе с Сесилией.

Я поговорила с детьми сразу же, как только они вернулись из школы.

— Дети, через две недели вы окончательно переедете к Пинье.

Жюли, как обычно, ничего не ответила. Тибольт сказал «Хорошо», а Матье никак не отреагировал на мои слова. Они не сопротивлялись с самого начала, понимая, что у них нет выбора. Я думаю, они доверяли мне. Я их так готовила к этому, столько раз объясняла им ситуацию! Они знали, что нельзя ставить под сомнение то, что я делаю для них. И конечно, не хотели ничего драматизировать. Поэтому они в очередной раз молча согласились со мной, немного успокоенные тем обстоятельством, что мы будем видеться два раза в неделю.

Примерно в это время я получила письмо от Тьерри, шестидесятилетнего пенсионера, живущего в Париже. Растроганный моей историей, которую узнал из газет, он приглашал нас к себе на выходные и предлагал показать нам столицу. Я сразу же согласилась. Это была очередная возможность побыть немного с детьми, а я не хотела упускать ни одну.

Мы с Тьерри договорились на 31 января. Это были последние выходные, перед тем как дети окончательно переедут к Валери и Жану-Марку, и у нас появилась возможность попрощаться красиво. На этот раз я взяла с собой только Жюли и Тибольта, Матье был еще слишком мал, чтобы насладиться Парижем. В субботу мы выехали очень рано и прибыли на Лионский вокзал в половине десятого утра. На платформе нас встретили Тьерри и Бернар, который был немного моложе его. Они оказались очень милыми. Мы представились друг другу и сразу же направились к выходу: очевидно, программа дня, которую подготовили для нас, была насыщенной. В машине разговор шел ни о чем, ведь мы еще не познакомились как следует. Дети отлично себя чувствовали и с интересом смотрели по сторонам. Когда мы приехали в Национальный музей естественной истории, обстановка была уже более теплой. Огромный зал со скелетами доисторических животных привел Жюли в восторг, Тибольт же был разочарован: он ожидал, что динозавры будут гораздо более впечатляющими! Но его утешила большая галерея Эволюции: Тибольт был очарован экспозицией китообразных. На огромном экране нам показали фильм о передвижении китов в открытом море, и Тибольта невозможно было забрать оттуда.

После музея Тьерри и Бернар отвезли нас к себе домой, в большую квартиру на холме Монмартр, где любезно освободили для нас комнату. На обед был жареный картофель с рублеными котлетами. За несколько дней до нашего приезда они звонили мне с вопросом о том, что доставит детям удовольствие. Было видно, что они последовали моей инструкции: котлеты были с полосками! Во второй половине дня мы отправились на холм, откуда открывался прекрасный вид на квартал. Дети в прекрасном настроении следовали за нами, пока мы вели «взрослые» разговоры. До выхода на пенсию Тьерри работал санитаром. Сорокадвухлетний Бернар стал инвалидом вследствие рака легких. Он объяснил мне, что сейчас у него ремиссия. Не подумав, я сказала:

— Ремиссия еще ничего не значит. Сегодня рак спит, а завтра он проснется — и ты умрешь.

Бернар изменился в лице: я совсем забыла, что откровенность не всем по душе. Лучше бы я промолчала! Это было действительно некрасиво. Я видела, что Бернара потрясли мои слова, но, к счастью, он не обиделся. После ужина мы снова отправились на прогулку: взглянуть на Эйфелеву башню. Дети видели ее лишь однажды на Рождество, когда мы посетили Елисейский дворец: водитель специально сделал крюк, чтобы проехать прямо под ней, — дети были в восторге! Теперь они мечтали увидеть башню ночью, когда она вся освещена. И они не были разочарованы: Жюли и Тибольт, которые стояли задрав головы, чтобы увидеть вершину башни, были потрясены. Видя их такими счастливыми, я не жалела о том, что согласилась на эту поездку, несмотря на страшную физическую усталость: я чувствовала себя просто разбитой. Вернувшись к Тьерри и Бернару, мы сразу же отправились спать: первый день оказался полным впечатлений, а второй обещал быть еще более насыщенным.

В воскресенье мы встали в девять утра и, приняв душ и перекусив хлопьями, отправились в музей Гревен. Дети словно сошли с ума! Тибольт принялся фотографироваться со своим кумиром Давидом Дуйе, дзюдоистом, четырехкратным чемпионом мира, двукратным олимпийским чемпионом. Жюли (не знаю почему!) предпочла позировать рядом с Женевьев де Фонтенэ, председателем оргкомитета конкурса красоты «Мисс Париж», и Клодом Франсуа! Я еще понимаю, Клод Франсуа, автор и исполнитель песен, я много о нем слышала, но Женевьев де Фонтенэ?!

После обеда мы отправились в уже знакомое место: театр Могадор. Тьерри и Бернар взяли билеты на музыкальную комедию «Король Лев». Это был великолепный спектакль, и детям, светившимся от счастья, он безумно понравился. Правда, шел он около трех часов… После театра нам пришлось буквально бежать на вокзал, чтобы успеть на поезд, отправлявшийся в шесть часов. Мы успели на него каким-то чудом: я только поцеловала Тьерри и Бернара, поставила сумки в вагон, помогла детям подняться, как двери закрылись. Я даже не успела толком поблагодарить их за отличные выходные. Дети были послушными как никогда, особенно Тибольт. Я валилась с ног от усталости, но была счастлива, что смогла доставить детям удовольствие и провести с ними выходные. В поезде дети спали и улыбались…