– Спасибо, Алексей Захарович, – искренне поблагодарил я. – Вы нам очень помогли.

– Да в чем помог-то? – отмахнулся предводитель. – Попасть в могилу раньше времени помог?

Подошел сутулый бородач с автоматом за спиной, начал что-то нашептывать Гусаку на ухо. Тот понятливо кивал, искоса поглядывая в мою сторону. Бородач испарился. Взгляд Алексея Захаровича потеплел.

– Доложили, что вы накормили наших людей. Благодарствую, Алексей. Понимаю, что всю толпу шестью хлебами не накормите, но хоть за это спасибо… В общем, ночуйте у нас, располагайтесь. Если передумаете лезть в могилу, будем рады пополнению. А если нет, то вас выпустят через южный вход, я распоряжусь. Это там, – он махнул куда-то в темноту.

– Кем вы были в мирное время, Алексей Захарович? – поинтересовался я перед уходом.

Он как-то зябко поводил плечами, вымученно рассмеялся.

– Не поверите, Алексей. Муниципальным депутатом, – рука отправилась в карман (за депутатским мандатом?), но передумала. – Попутно работал директором завода электровакуумной аппаратуры. Считался молодым и перспективным. Давно это было, черт возьми…

По пути назад меня перехватили. Окликнули по имени. Приподнялся мужчина с заплывшим лицом и выпадающими волосами. Я с трудом его узнал. Парня звали Иван. В бытность мою обитателем колонии в Оби он на пару с братом Марио держал заведение, где любили столоваться гвардейцы полковника Гнатюка и сам полковник. Пришлось остановиться, поговорить с человеком. Лучше бы я не слышал эту грустную историю! Но я ведь не знал, что случилось с колонией. Я сбежал из нее десять месяцев назад, опасаясь страшной мести полковника (он с некоторых пор крепко стоял на рогах). К Оби подкрадывались полчища зараженных, их с потерями отгоняли, но они просачивались сквозь подземные коммуникации, настырно рыли норы… И через неделю после моего исчезновения вновь прорвало фурункул! Твари ударили внезапно, словно фонтан вырвался из-под земли. Откуда их столько взялось? Не меньше тысячи оголодавших «мертвяков» набросились на людей, смяли позиции военных, распотрошили все дома. Половину удалось перестрелять, но остановить эту лавину было невозможно. Иван лично видел, как негодующему полковнику озверевший монстр отгрыз голову. Уцелевшие люди – примерно сотни полторы – отступили в гарнизонный клуб, где и забаррикадировались. Людей с оружием там оказалось совсем немного. Боеприпасы подошли к концу. Орда зараженных (непрерывно получающая из-под земли подкрепление!) осадила «очаг культуры». Двери уже выламывали. Кто-то бросил клич: люди, мы же не хотим, чтобы нас сожрали заживо? В общем… вынесли на рассмотрение идею массового самоубийства. На этом месте рассказа у меня волосы встали дыбом. Люди умоляли горстку уцелевших автоматчиков расстрелять их. Те были бледные как мел, но стреляли, валили людей пачками. Потом в себя… Иван и его брат Марио имели при себе пистолет. С двумя патронами. Прощание вышло каким-то скомканным. Рыдали друг у друга в объятиях, а двери уже трещали, лезла озверевшая толпа. Марио выстрелил в Ивана, потом в себя. Но в Ивана он фактически промазал – пуля царапнула висок. От боли Иван лишился сознания, кровь залила лицо. Он очнулся, когда неподалеку хлопнула граната – кто-то из автоматчиков предпочел забрать с собой десяток тварей. В полу образовалась яма, в общей сумятице Иван туда и провалился. Практически двое суток он лежал в этой дыре, а когда выбрался, все уже кончилось. Колония опустела. Остались обглоданные кости. Горели «стратегические» запасы горючего в цистернах. Зараженные ушли. Потрясенный Иван побрел в город – куда еще идти?

– Дошел, Карнаш, уж больно жить хотелось, – повествовал он слабым голосом. – По пути вот с этим бедолагой познакомился, вместе мыкались, – он похлопал по храпящему телу под ворохом тряпья. – Господин Богомыслов, бывший чиновник из Калининской администрации. Осужден за взятки и махинации с муниципальной собственностью. Бежал, когда рвануло – все зэки тогда разбежались – мыкался тринадцать лет по разным колониям…

Я только через час вернулся на лежанку – расстроенный, одолеваемый мрачными думами. Ольга дремала, но еще не спала. Приподняла фуфайку, чтобы я под нее забрался.

– Какие мы пунктуальные, – бормотала она. – И часа не прошло… Ложись скорее, мне здесь одной очень страшно… Вроде люди кругом, а страшно…

– Никто не приходил, пока меня не было? – я нежно обнял ее.

– Удача приходила, – проворчала она. – К тебе. Сказала, что больше не придет.

– Прости. Знакомого встретил.

– О, Господи… И что? Посидели, выпили?

– Потом расскажу. Засыпай, милая. Если мы еще и завтра проспим…

Мы не проспали. Несколько часов на сон – и совесть, отягощенная чувством долга, постучалась в черепную коробку. Мы лихорадочно собирались. Переглянувшись, решили не завтракать, чтобы не дразнить людей. Опуская глаза, мы протискивались между ворочающимися телами. Южную дверь из армированной стали, утопающую в глубокой нише, охраняли щуплые бородачи с одутловатыми лицами. Они должны были нам открыть – так обещал господин Гусак. Когда мы поздравили их с добрым утром и пожелали хорошего дня, они вдруг как-то помрачнели. Возникла мысль сорвать с плеча автомат. Но идея осталась нереализованной. Возможно, к лучшему.

– Минуточку терпения, Алексей, – смущенно кашлянули за спиной.

Мы обернулись и обнаружили группу бледных мужчин, нацеливших на нас автоматы. Им было неловко, они не скрывали. Алексею Захаровичу Гусаку было тоже неловко. Похоже, он практически не спал. Под честными глазами порядочного человека (и депутата) прочертились лиловые круги. Он смущенно кашлянул, опустил глаза.

– Послушайте, ребята, нам очень жаль… – он хрипло откашлялся, – но всю еду, что лежит в ваших рюкзаках, вы должны оставить. Поймите, мы не бандиты, не грабители с большой дороги, но… Да, нам стыдно, неприятно, но вы нас тоже должны понять. Это не для нас – а для людей, что лежат в нашей котельной. Там больные, женщины, старики… В общем, простите, – резюмировал Гусак, – но из подземелья вы не выйдете, пока не оставите свои припасы. И лекарства, включая перевязочные материалы. Ваша одежда и ваше оружие нас не интересуют.

Было бесполезно выражать им свое презрение. Природа человеческая не меняется. Не можешь добыть – отбери у ближнего. Мы переглянулись. Бросаться в драку? Но кто-нибудь обязательно пострадает. Ладно, пожалеем пропащие души. Я жалел лишь о том, что мы не позавтракали. Вздохнув, я начал распаковывать наши рюкзаки. Автоматчики не приближались, наблюдали издали. Драгоценные лекарства и антибиотики лежали в коробке от патронов – им и в голову не пришло, что там не патроны. Хоть с этим повезло. Они оживились при виде горки продуктов. Действительно, зачем этой парочке, идущей на смерть, столько провианта?

– С удачной охотой, Алексей Захарович, – съязвил я напоследок – мужчина зарумянился и насилу выдержал взгляд. – Надеюсь, и дальнейшие охоты будут для вас столь же удачными…

Впрочем, о «большом каньоне», разрезавшем кусок правобережной части города, Гусак не соврал. Мы выбрались из развалин, перебежали Каменскую магистраль и уже через несколько минут недоверчиво посматривали на висящие над нами кручи. Разошлась земная твердь, образовалось рваное ущелье, в которое падали и разбивались дома частного сектора, пафосные особняки и гаражи, мелкие производственные строения. Мы бежали по пади, опасливо поглядывая на зияющие над головой карнизы, перебирались через горы мусора и человеческих костей. Утро выдалось хмурым, пепельная мгла висела над ущельем, погружая его в клубящиеся сумерки. Атаку крылатых тварей мы не проворонили. Они спикировали с кручи – просто камнем рухнули! А у самой земли расправили крылья, помчались по наклонной. Я уловил движение – как разверзлись крылья с перепонками, – толкнул Ольгу под изувеченный каркас поликарбонатной теплицы, а сам покатился в груду заплесневелых досок. Схватил половинку развалившегося поддона, воздел на вытянутых руках. Атакующая тварь треснулась грудью, закудахтала, завизжала. От удара затрещали кости, помутнело в глазах. Но я устоял. Оглушенная птица (или все же летучая мышь?) рухнула на землю, судорожно била крыльями, тянула ко мне безобразную голову на морщинистой индюшачьей шее. Щелкал клюв, похожий на ковши экскаватора. Когда же эти твари остановятся в развитии? Остальные возмущенно галдели, вились роем над головой. Я отбросил подвернувшийся щит, полоснул по ним очередью. Полетели пух и перья. Две крупные особи свалились под ноги. Одна издохла, другая еще на что-то надеялась – тянулась ко мне остроносым клювом, поблескивали шарики глаз. Птицы поднимались в небо – не рассчитывали они на столь радужный прием. А я уже выколупывал из теплицы ворчащую Ольгу, гнал по пади, понося этих «гордых», но глупых пернатых…