– Ну, ты точно инвалид первой группы на голову, – постучала по макушке Ольга. – Котенка захотел погладить?

– Я думал, это собака…

– Ну, тогда щенка…

Мы опасливо разглядывали мертвое животное. Возможно, на начальном этапе эволюции это был ангорский кот. Теоретически белый. Потом с ним что-то случилось – то ли вирусов налопался, то ли избыток микрорентген нашел свою жертву… В общем, чем удобряли, то и выросло. Ольга брезгливо передернула плечами.

– Домашний любимец, блин…

– Кошки съедобны? – задумался я.

– Ну, знаешь ли, – она натужно сглотнула. – Возможно, мы голодные, но чтобы до такой степени… Да, – она смутилась под моим ироничным взглядом, – у твоего вечно молодого, вечно пьяного приятеля Виктора я пробовала собачье мясо. Но сколько я перед этим выпила? Мне было без разницы, знаешь ли…

Вопрос был чисто академический. Непонятно, почему она восприняла его буквально. Надежду добыть нормальную еду я еще не потерял. Мы спешно снялись с места, пока не сбежалась местная публика, привлеченная шумом. И вскоре уже пересекали по диагонали падающую к Большевичке улицу Добролюбова. В районе перекрестка было много препятствий, поэтому мы срезали – через руины бизнес-центра «Якутия» и вывернутые наизнанку внутренности ресторана «Олонхо». Проезжая часть за светофором в сторону центра была забита автотранспортом. Машины теснились в четыре ряда. И не только у светофора, но и по всей дороге. Застывшие черные кляксы, обросшие слоями грязи. Когда тряхнуло в памятный день, весь этот бесконечный поток дачников тащился в город. После толчка, разумеется, никто не поехал. Машины сталкивались, переворачивались, их засыпало обломками стоящих вдоль дороги зданий. Уцелевшие машины и их водители просто не могли выбраться из этого плена.

– Ты только посмотри, что делается, – изумленно бормотала Ольга, озирая во все пределы улицу Большевистскую. – Удивляюсь, почему тут еще не выросло пробковое дерево…

– Занятная история, – соглашался я. – Прошло тринадцать лет после вселенского тарарама – и вот мы попали в пробку. Хотя чему тут удивляться? Был День города. Рвануло к вечеру. Традиционно половина горожан празднует, другая половина возвращается с дач. Обрати внимание, встречные полосы практически не заняты.

В противоположном направлении дорога действительно была пустой. Отсюда прекрасно просматривался левый берег Оби, над которым клубилась дымка. Эффектная возвышенность, въезд на Коммунальный мост, от которого с горем пополам уцелела лишь дамба. Массивы многоэтажек на холмистой местности выглядели так, словно их неделю утюжили тяжелые бомбардировщики. Пересекать разделительную полосу было опасно. Это ускорило бы наше продвижение, но лишь до первой опасности, которая съела бы нас с потрохами. К тому же дорога гуляла волнами, в ней зияли провалы. Валялись горки вывернутого асфальта. Лучше тише, да лучше, – рассудил я, и мы заскользили вдоль обочины, тщательно огибая участки, чреватые падением к центру земли. Ольга с трудом поспевала за мной, ворча, что все эти «ухищрения» ни к чему не приведут. Не существует никакой разницы, пойдем мы пешком или будем бежать. Тридцать километров до научного центра! Хочешь не хочешь, нужно что-то придумывать.

– Пойми, дурочка, – убеждал я свою упрямицу, – нам нет смысла искать машину.

– Обоснуй, – не понимала она.

– Дороги нет. Разве это дорога?

– Но попробовать-то мы можем? Хотя бы часть пути проехать с комфортом? – и я поражался отсутствию здравого смысла в ее голове, которую, в общем-то, не считал абсолютно безнадежной.

Мы промчались мимо вереницы автосалонов и недостроенных торговых центров. На площадке у дилерского центра «Лексус» стояли четыре когда-то белоснежных внедорожника. Ольга потопталась возле них, сокрушенно вздохнула, перехватила мой насмешливый взгляд и стушевалась. Мы тащились дальше – мимо рухнувшего в грязь завода «Труд», мимо останков элеватора, застекленных пешеходных мостов, упавших на дорогу. Приближались руины жилых домов, а справа строения обрывались, начинался обширный пустырь, ограниченный дорогой и прибрежным микрорайоном «Европейский Берег». Его построили в рекордные сроки, а упал он еще быстрее. «Красив и летом, и зимой Новосибирск родной!» – уверял скособоченный плакат. Злая ирония заключалась, видимо, в том, что в окрестностях плаката рухнуло все, кроме него самого.

– Есть повод гордиться, – урчала мне в спину уставшая и оголодавшая Ольга. – Прошли километр. Из тридцати. Ну, ладно, полтора. Максимум два. Дело за малым. Сейчас передохнем – и как навалимся на это дело, чтобы уже к обеду…

– Слушай, помолчи, – взмолился я, – ну, что ты нервы мои мотаешь?

И вдруг застыл с открытым ртом. Это не было галлюцинацией. Ольга тоже что-то услышала, оцепенела, проглотив очередное язвительное замечание. Наперебой гудели и рычали автомобильные моторы…

Мы перебежали улицу Большевистскую в районе взорвавшейся «Ленты», а дальше шли вприсядку, периодически опускаясь на четыре конечности. Шум проистекал с пустыря напротив бывшего магазина «Турист». Перед катастрофой власти взяли за моду устраивать в этом месте снегоотвал – всю весну здесь громоздились гигантские горы снега и растаивали только в июне. Перед руинами «Европейского берега» красовался обширный, практически ровный участок местности. На краю его росли приземистые строения, собранные из чего попало, – явно постапокалиптическое зодчество. В стороне возвышались гигантские цистерны – видимо, железнодорожные. Рев моторов приближался, делался надрывным, раздражающим. За постройкой с распахнутыми воротами просматривалось подобие арены, ограниченное высокой двухметровой сеткой. Горланили люди, кто-то залихватски свистел. Мы озадаченно переглянулись – откуда столько нездоровой, бьющей через край энергии? Город практически вымер, там никто не веселится, а здесь, лишь немного в стороне от жилых кварталов…

Мы сместились к дороге, чтобы «самодельные» гаражи и мастерские не заслоняли обзор. Одолели метров семьдесят, воспользовавшись канавой, и залегли за головешками автозаправочной станции. С позиции хорошо просматривался палаточный городок, раскинувшийся на заднем плане. Банда была многочисленной. Перед нами раскинулся фактически город – плотные палатки с отверстиями для дымоходов, какие-то сборные домики нелепых конфигураций. Между ними змеились дорожки, засыпанные гравием. Поселок тянулся вдоль реки, практически примыкая к руинам «Европейского берега». Крепостной стены как таковой не было. В нескольких местах возвышались брустверы, вспаханные участки с колючей проволокой (видимо, заминированные), торчали вышки с часовыми, вооруженными пулеметами. Банда была моторизованной. Машин в округе было много – и от этого чуда новаторской мысли невольно глаза округлялись. Фургоны, грузовики, легковые машины с усиленной колесной базой и мощными протекторами. Автотранспорт был оснащен обвязками из стальных рам, пулеметными гнездами. Торчали приваренные подножки с поручнями. О сохранности самих автомобилей, похоже, не заботились – металлические части изъела ржавчина, кузова облепила грязь, зияли прорехи. Заботились лишь о том, чтобы автотранспорт был на ходу. Часть машин была припаркована у палаточного городка, парочка прохлаждалась у охраняемых автоматчиками цистерн (явно с горючим). Несколько машин выстроились вдоль обочин по улице Большевистской, но возле них, похоже, никого не было.