— Мальчика, которого я вам вчера приводила, нужно потеплее одеть.

— Знаете, — сразу оживилась вторая продавщица, — у нас осталась теплая куртка как раз на него, канадская, но с небольшим дефектом…

— Их расхватали сразу, — словно извиняясь, объяснила другая. — У нее всего-то слегка отпоролась подкладка. Хозяин уценил ее на двадцать процентов.

Они были правы, куртка выглядела по-королевски, и Наташа подумала, что надо всего лишь зайти в ателье поблизости, где этот самый дефект устранят.

— А в отделе игрушек, между прочим, есть детские электронные приставки, — заворачивая куртку, сообщила ей одна из девушек. — Совсем недорого.

— С небольшим дефектом? — предположила Наташа.

— Нет, игрушки — таможенный конфискат. На границе партию арестовали, а у нашего директора в тех краях знакомство…

— Далеко те края?

— В Мурманске.

Купила она и приставку, и меховую шапочку, и собралась было приобрести санки, но, поймав себя на этом, рассмеялась: ей оставили ребенка на две недели!

В хорошем настроении она вышла из магазина, увешанная пакетами, и, уже сходя с последней ступеньки, вдруг уперлась в чью-то мужскую грудь.

Она подняла глаза и увидела знакомый синий взгляд главного розыскника района.

— Здравствуйте, Наталья Владимировна, — сказал он ей голосом Чеширского кота и с такой же ехидной ухмылочкой. — Как говорится, на ловца и зверь бежит.

Федор Михайлович Михайловский стоял перед ней собственной персоной.

— А чего этот ловец раньше времени из отпуска является? Не терпится свести на нет преступность в районе?

— Интересно, — протянул он, поддерживая Наташу за локоть в ее продвижении к машине, — а откуда рядовые граждане Ивлева могут знать, когда у оперов кончаются отпуска?

— Не у всех оперов, а у одного, самого главного.

— Иными словами, вы меня разыскивали? Зачем?

— Но и вы меня ловили, не так ли?

— Не то чтобы ловил, а хотел с вами побеседовать. И даже, рискуя жизнью, пробрался сегодня на ваш участок, чтобы взглянуть на входную дверь… Кстати, что это вы накупили в «Детском мире»? Игрушки для своего детсада? Вам некого посылать с такими поручениями?

— Не понимаю, чего вы веселитесь, — сказала Наташа, открывая машину и сгружая покупки на сиденье. — В вашей жизни случилось что-то хорошее?

— Случилось, — кивнул он. — Я кое от чего освободился. А в вашей?

— А я кое-что приобрела. Но чтобы не говорить загадками, уточню: у меня появилась возможность заботиться о другом человеке.

— И кто же он, если не секрет?

— Некий Рома Гриневич четырех лет от роду.

— А я уж думал, вы опять вышли замуж за кого-то из местной мафии… Послушайте, Наташа, давайте посидим с вами в «Трех поросятах»? Я вас приглашаю…

— Чтобы допросить в приличной обстановке? — уточнила она.

— А вам хочется прийти по повестке?

— Мне кажется, на то, чтобы прислать мне повестку, у вас нет повода.

— Был бы человек, Наталья Владимировна, а дело сошьется.

— Странное у вас приглашение, — продолжала упираться Наташа, хотя ей самой нужно было поговорить с Михайловским. — Ну хорошо, давайте встретимся в ваших «поросятах»… в три часа дня.

— Заметано, — согласился Федор.

— Вас не подвезти? — спросила Наташа.

— Спасибо, мне тут рядом.

Он отступил в сторону, давая ей возможность выехать со стоянки.

Мы с Ольгой взяли из машины венок, прошли с ним в хвосте скорбной процессии. Положив его к другим венкам, остановились не у самой могилы, а за спинами родственников. Так, чтобы иметь возможность шепотом переговариваться, не отвлекая других.

— Здесь из бывших гостей четверо, — шепнула Ольга. — Супруги Гавриловы и супруги… Черт, фамилию доктора мы тоже не знаем.

— Да какая разница! — прошипела я. — К Гавриловым мы и так идем в гости, а доктора попробуем взять.

— С женой?

— Жену мы оставим на закуску.

Кто-то незнакомый нам произнес речь насчет талантливого и всеми любимого человека Леночки Быстровой. Заговорила и Галя Гаврилова. О том, как она любила покойную и как будет всем, кто Лену знал, ее не хватать.

Мы с Олей слушали вполуха.

— Видишь, мать Елены не рыдает, а только пару раз глаза промокнула, вот и все горе.

— Далеко не каждый человек свое горе выносит на всеобщее обозрение, — заметила я.

И в это время возле нас разгорелся нешуточный семейный скандал. То есть люди говорили злым шепотом, почти не разжимая губ, но мы, невольные свидетели, слышали каждое слово.

— Как же ты теперь без своей любимой сестрички будешь, без этой змеи, которая вползла в нашу семью? — сказала Инна Викторовна, жена великого хирурга.

— Прекрати! — попытался прикрикнуть на нее Павел Яковлевич, правда, все тем же шепотом, который, видимо, не давал нужного эффекта.

— Где ты теперь будешь пропадать ночами, рассказывая небылицы про какие-то тайные операции?

— Дура! — не выдержал хирург. — А откуда, ты думаешь, у тебя тряпки, и драгоценности, и долларовый счет, и прочее…

— Ну да, это твоя Леночка оперировала, а ты у нее ассистентом был!

— Оперировал я, но обо всем договаривалась она. И теперь, без нее, тебе придется здорово урезать собственные аппетиты…

— Шлюха! Дрянь! — не хотела слушать мужа Инна Викторовна.

Павел Яковлевич досадливо крякнул, оглянулся в последний раз на разверстую могилу, в которую уже опустили гроб, и быстро пошел прочь.

— Догоним? — спросила я одними губами.

— Догоним, — кивнула Ольга. — Только догоняй ты, мне все-таки тяжело бегать. Смотри, меня здесь не забудь.

Забудешь ее, как же!

Мне и в самом деле пришлось ускорить шаги, потому что разгневанный доктор мчался на всех парусах. Правда, имея двадцать лет форы, я все же его догнала.

— Павел Яковлевич!

Он остановился, удивленный.

— Вы… Лариса, нас знакомили. Какая страшная трагедия!

— Вы очень торопитесь? — спросила я деликатно, нарочно не трогаясь с места, чтобы моя беременная подруга успела подойти.

— Вообще-то я думал пойти на поминки.

— Вы на машине?

— Нет, я ехал с кем-то из родственников Лены и хотел подождать возле машины.

— А давайте мы вас подвезем? — предложила я.

— Мы? — переспросил он и оглянулся на торопящуюся Ольгу. — Этак вы, милочка, себе преждевременные роды набегаете!