случайного человека и велел выбрать, кому из них жить, а кому умереть, я без колебаний выбрал бы маму и папу. Бескорыстные так не поступают.

– Почему?

Хьюго, казалось, удивился.

– Потому что я выбрал бы то, что сделало бы меня счастливым.

– Это не значит, что вы небескорыстны. Если бы мы не хотели чего-то для себя, то кем были бы? Вы горевали. И не смогли бы ответить иначе.

– Руководитель сказал мне то же самое.

Уоллес не знал, что он почувствовал, услышав это. Он сам был в некотором роде руководителем, и это сравнение ему не понравилось.

– Но вы все же ответили «да».

Хьюго медленно кивнул, глядя на гирлянду.

– Не сразу. Он сказал, что дает мне время подумать, но предложение не всегда будет оставаться в силе. И какое-то время спустя я собирался ответить «нет», особенно когда он поведал мне о том, что это подразумевает. Я не cмогу… я не буду вести нормальную жизнь. Подобно остальным. Работа должна быть для меня превыше всего. И если я соглашусь, то обязан буду придерживаться этого соглашения до последнего своего вздоха.

Уоллеса Прайса много в чем в его жизни обвиняли, но только не в альтруизме. Его мало заботили окружающие, если только они не вставали у него на пути. И упаси бог, если они делали это. Но тем не менее слова Хьюго прозвучали весомо. В первую очередь из-за того, что он имел в виду, а не из-за того, что сказал. Хьюго и Уоллес оказались схожи в главном для Уоллеса аспекте – оба они, взявшись за свою работу, поставили ее превыше всего остального. Но на этом сходство между ними заканчивалось. Возможно, когда Уоллес был молод и глаза у него горели, его намерения были благородны, но это благородство быстро сошло на нет. Он всегда заботился о прибыли и о выгоде фирмы. А значит, и о собственной выгоде.

Может, они с Хьюго и были похожи, но только на поверхностный взгляд. Хьюго был лучше, чем когда-либо был он. И Уоллес не думал, что Хьюго сделал бы тот же выбор, что и он.

– А почему вы передумали?

Хьюго провел рукой по волосам. Жест был совсем незначительным и в то же время удивительно человечным, и он дал Уоллесу возможность передохнуть. Хьюго вообще действовал на него успокаивающе. Уоллеса привлекал этот человек и исходившая от него спокойная сила. И ему показалось вдруг, что он снова куда-то проваливается.

– Может, мне стало любопытно? Мое стремление разобраться во всем этом граничило с отчаянием. И я сказал себе, что если соглашусь, то смогу найти ответы на многие вопросы, о которых даже не подозреваю. И вот я занимаюсь этим уже пять лет, а мои вопросы так и не иссякли. Они стали другими, но вряд ли я когда перестану задавать их. – Он рассмеялся смехом сдавленным и тихим. – Я даже убедил себя, что смогу снова увидеть родителей.

– Но этого не произошло, да?

Хьюго посмотрел на чайные кусты.

– Да. Они… они уже ушли. Не стали медлить. Бывали дни, когда я сердился на них за это. Но чем дольше я работал, чем больше помогал людям в непростое для них время, тем яснее понимал, почему они так поступили. Они прожили хорошую жизнь, заботились и о себе, и обо мне. Им больше нечего было здесь делать. И, конечно же, они совершили переход.

– А вы погрязли в делах вроде моего, – пробормотал Уоллес.

На лицо Хьюго вернулась улыбка:

– Что не так уж и плохо. Бикини – это было нечто.

Уоллес застонал:

– Ненавижу все.

– Ни секунды вам не верю. Может, вы и говорите это искренне, но вы ошибаетесь.

Хьюго сделал неудачную попытку дотронуться до него. Его пальцы пропорхали над лежащей на перилах рукой Уоллеса, и он убрал свою руку и сжал ее в кулак.

– Мы живем, и мы дышим. Мы умираем и вроде как продолжаем дышать. К тому же смерть не всегда бывает большой. Есть и маленькие смерти, такие как горе. Я пережил маленькую смерть, и Руководитель показал мне, как преодолеть ее. Он не пытался забрать ее у меня, потому что знал: она моя, и только моя. И кем бы он ни был, и неважно, соглашаюсь я или нет с некоторыми его решениями, я всегда помню об этом. Вы считаете, я здесь узник и вы тоже узник. И в каком-то смысле вы правы. Но я не могу назвать это место тюрьмой, потому что не хочу очутиться где-то еще.

– Картины. Фотографии. Постеры на стенах.

Хьюго посмотрел на Уоллеса, но ничего не сказал. Ждал, когда он сложит два и два, соберет воедино кусочки пазла.

– Вы не можете поехать туда, – медленно проговорил Уоллес. – Увидеть их воочию. Они… напоминание? – Но этот ответ показался ему неверным. – Дверь?

Хьюго кивнул.

– Это фотографии мест, которые я не могу даже вообразить. Мир велик, но мне доступны лишь маленькие его проблески. Хочу ли я оказаться там? Конечно. Но все же, доведись мне снова выбирать, я поступил бы так же. Есть гораздо более важные вещи, чем замки на скалах над океаном. У меня ушло немало времени на понимание этого. Я смирился с тем, что есть, потому что знаю, что моя работа очень важна. Но все же мне нравится смотреть на них. Они напоминают мне, как незначительны мы перед лицом всего.

Уоллес потер грудь, она болела.

– И все же я не понимаю вас.

– Вы все еще не знаете меня. Но уверяю вас, не так уж я и сложен.

– Совершенно в это не верю.

Хьюго долго смотрел на него, на его губах постепенно зарождалась улыбка.

– Спасибо, Уоллес, мне приятно слышать это.

Уоллес покраснел, его руки вцепились в перила.

– Вам не одиноко?

Хьюго моргнул:

– С какой стати? У меня есть лавка. Есть семья. Работа, которую я люблю, потому что она приносит пользу. О чем еще можно просить?

Уоллес снова обратил лицо к небу. Звезды действительно были чем-то особенным. Он гадал, почему никогда прежде не замечал их. Не видел такими, как теперь.

– А как насчет… – Он откашлялся, прочищая горло. – Насчет подруги. Жены или вроде…

Хьюго улыбнулся ему:

– Я гей. Так что подругу или жену подыскать мне трудно.

Уоллес смутился:

– Ну тогда бойфренда. Партнера. – Он посмотрел на свои руки. – Вы же понимаете, что я хочу сказать.

– Понимаю. И просто подшучиваю над вами. Расслабьтесь, Уоллес. Далеко не все требует столь серьезного к себе отношения. Может, когда-нибудь. Не знаю. Будет трудно объяснить человеку со