— Здравствуйте, мадам Рудан.

— Жюли! Но ведь неделя еще не прошла?

— Нет, но помидоры созрели… И сегодня у меня выходной.

Она с трудом выпрямляется на кровати. Я открываю перед ней коробку.

— О, да тут еще и клубника! — восклицает мадам Рудан.

Закрыв глаза, она вдыхает легкий аромат ягод.

— Скоро поспеет и другой сорт. Ваш огород восхитителен.

— Я рада, что ты ухаживаешь за ним.

Я сажусь на стул рядом с кроватью.

— Значит, вас перевели в более спокойную палату.

— Да, но там мне очень нравилось. Соседка, правда, не отличалась любезностью, зато был телевизор.

— Не волнуйтесь, вам поставят здесь телевизор, самое позднее завтра утром.

— Это правда?

— Абсолютная.

— И не нужно будет ничего платить?

— Нет, мадам Рудан. Не беспокойтесь.

Я меняю тему:

— Как вы себя чувствуете?

— Аппетита нет, но это, может быть, потому, что я здесь ничего не делаю. Лучше расскажи, как у тебя дела.

И я принялась рассказывать о работе в булочной, о покупателях. И даже о Рике. Как ни странно, на душе стало легче, словно я поговорила со своей бабушкой. В результате мне удалось осмыслить наши отношения, понять, что я на самом деле чувствую. Мадам Рудан выглядела счастливой, лицо ее оживилось. Я провела с ней больше часа, пока не заметила, что она устала. Тогда я оставила ее, пообещав вернуться не позднее следующего понедельника. Когда я уходила, она захотела меня поцеловать. Я с удовольствием согласилась. И для нее, и для себя. В моем нынешнем состоянии малейшее проявление любви помогает мне прожить следующую четверть часа.

Я никак не ожидала, что с сегодняшнего дня начну работать самостоятельно. У меня больше нет поддержки. Врач Ванессы запретил ей работать. Мадам Бержеро расстроена, но не слишком. Я сама поднимаю жалюзи, открываю дверь. На тротуаре меня приветствует Мохаммед. Я выхожу на улицу, чтобы перекинуться с ним парой слов.

— Ну что, все в порядке? — спрашивает он. — Принята на работу?

— Да, и я рада. Теперь помогу вам наладить отношения с мадам Бержеро.

— Не беспокойся об этом. Хочу тебе открыть один маленький секрет: иногда я ставлю ящики перед булочной специально, чтобы она вышла. Иначе мы бы никогда не общались. Она хорошая женщина, но поговорить с ней можно, только купив у нее хлеба или раздразнив ее…

Я смотрю на Мохаммеда круглыми глазами. Он хитро улыбается и говорит:

— А теперь беги работать, к вам уже вошел покупатель.

Каждому времени дня соответствует своя публика. Сначала заходят те, кто открывает магазины, за ними следуют идущие на работу, а уже после них — родители, чьи дети еще не пошли в школу. Единственное, о чем я сожалею, — это о том, что сама не забегаю больше сюда по пути в банк, чтобы купить круассан. Целая гора круассанов постоянно лежит теперь передо мной, но мне их почему-то уже не хочется.

Воспользовавшись моментом, когда в магазине нет покупателей, ко мне подходит мадам Бержеро.

— Почему ты все время смотришь на улицу? Боишься, что покупатели не придут?

«Нет, боюсь, что Рик больше не придет. Надеюсь хотя бы увидеть, как он пройдет мимо. Я жду только этого. Конечно, это ничего не изменит, поскольку я не смогу побежать за ним, но станет как минимум понятно, что он не переехал».

Хозяйка булочной улыбается:

— Не волнуйся, ты будешь на высоте.

Я знаю, что она говорит о работе, но мне хочется слышать в этих словах ободрение своим чувствам к Рику. Она продолжает:

— Теперь, когда Ванесса ушла, нам нужно подумать, как без нее организовать работу. Мой халат можешь оставить себе. И если ты чувствуешь себя способной рассчитываться с покупателями, можешь попробовать. Но будь внимательна, это дело серьезное. Помни, что ты не одна здесь работаешь: наша булочная кормит восемь человек.

«Забавно звучит — булочная кормит…»

После небольшой паузы мадам Бержеро добавляет:

— Хотя физически нам будет сложнее вдвоем, в личном плане я довольна, что Ванессы с нами больше нет. Она не очень хорошо тебя приняла и даже начала грубить сотрудникам.

Уперев руки в бока, она рассматривает меня в своем халате:

— Если бы мне сказали, что однажды ты придешь сюда работать, я бы ни за что не поверила. Я ведь знала тебя еще малышкой. Помнишь, как-то раз я тебя отругала?

«Еще бы, у меня до сих пор мурашки по коже бегают. Вы думаете, почему я теперь здороваюсь со всеми, когда куда-нибудь прихожу?»

— Да, помню.

— Сколько тебе было лет?

В магазин входит покупательница. Я не сразу ее узнала. Это продавщица книг. Очаровательная женщина. Мадам Бержеро выходит из-за прилавка, чтобы чмокнуть ее в щечку.

— Ну что, Натали, как отдохнули?

— Я сделала все, как ты мне советовала, но Тео в переходном возрасте стал совершенно неуправляем. Находил разные предлоги, чтобы сбежать от меня. За два дня завел себе подружку, представляешь?

Удивительно, как сильно меняются люди, когда видишь их в непривычной обстановке. Для меня продавщица книг всегда была дамой воспитанной, сдержанной, которая даст вам совет, только если вы ее об этом попросите. Я видела, с каким неподдельным воодушевлением она рассказывает и о произведениях классиков, и о кулинарных книгах. Сейчас же нетрудно было догадаться, что за сегодняшней наигранной безмятежностью скрывается любящая и, видимо, не очень счастливая женщина…

— Я уже не знаю, что делать, — грустно говорит она. — Когда я хочу с ним поговорить, он меня отталкивает, но когда я ему нужна, то должна явиться немедленно.

— В пятнадцать лет с детьми всегда сложно. Нужно дать ему время. Он пытается найти свое место, пытается понять, кто он. Тео — хороший мальчик. Он успокоится.

— Если бы только в доме был отец…

Ее зовут мадам Боманн, и я помню, что она была одной из первых, кто произвел на меня впечатление. Я тогда училась в пятом классе и пришла в ее магазин, чтобы купить «Британик» Расина, который мы изучали в школе. Мне совсем этого не хотелось. Заметив мой насупленный вид, она открыла книгу и прочла несколько фраз, играя, как настоящая актриса. Это было так необычно, таинственно. Вряд ли она это помнит. Сегодня она меня даже не узнала.

Она уходит с тремя багетами, песочным печеньем и мини-пиццами, которые наверняка проглотит Тео, перед тем как отправится жить своей жизнью. Когда мадам Боманн пересекла улицу, хозяйка булочной произнесла слова, которые я никогда не забуду:

— Знаешь, Жюли, глядя на то, как страдают матери, когда от них отдаляются их малыши, я говорю себе, что, может, и не так страшно, что у меня нет детей.