Если взглянуть на всю жизнь Сталина разом, с точки зрения религиозной морали, то можно сделать вывод – не случайно, что уже при жизни его грызли изнутри тяжелые душевные и физические недуги. Его последние мучительные дни и часы были последним земным наказанием. Похоже, что так думала и дочь. Вопрос только в том – достаточным ли наказанием? Но поверить в этот вывод почти невозможно. Сколько совершенно невинных людей, даже младенцев страдают гораздо более тяжкими и более мучительными недугами. Нет, подлинное наказание «государственному убийце» в чем-то другом.

* * *

Расставив первые ориентиры, нанеся первые штрихи портрета вождя, приступим к прорисовке более подробных и сложных деталей его душевного и интеллектуального мира. Обозначим теперь фон, без которого невозможна дальнейшая трактовка образа. В качестве фона изберем его библиотеку и архив.

Если экземпляр книги не нов, то он говорит не только о том, что в книге написано автором. Она немало может сказать и о том, кто ее читал и что при этом думал, а иногда и что при этом делал. Дома у меня есть старинные старообрядческие книги из библиотеки бабки по матери. Их листы закапаны воском от свечей, зажигавшихся во время молитв и ночных бдений. На страницах масса помет, сделанных разными почерками за прошедшие три столетия. И отец, родом с Кавказа, чьи лучшие годы пришлись на эпоху сталинщины, всю жизнь собирал и вновь терял несколько прекрасных библиотек. В советскую эпоху единственным накоплением, за которое не преследовали, была библиотека.

За библиотеку же из недозволенных книг не только сажали, но и расстреливали. Инициатива в этом вопросе почти целиком принадлежала Сталину. Как в Древнем Китае или средневековой Европе за книгу могли заживо сжечь, так в стране победившего социализма только за хранение книги, принадлежавшей перу «врага народа» и других «идейных» врагов, стирали в лагерную пыль. В этом смысле не были в полной безопасности даже члены ЦК и даже члены Политбюро.

Возможно, после прихода Гитлера к власти, то есть после 1933 года, а скорее всего, накануне известных переговоров о мире и дружбе с фашистской Германией (1939 г.), была переведена и издана для членов советской правящей «элиты» книга фюрера «Моя борьба». Конечно, ее прочитал и Сталин и оставил на ней любопытные пометы. В фонде номинального главы государства М. И. Калинина также сохранился экземпляр этой книги. Хороший перевод, очень толковые и взвешенные комментарии, отличная и по современным меркам полиграфия. Обложка светло-горчичного цвета с изящной черной свастикой в верхнем левом углу. Выходных данных нет, но не исключено, что ее отпечатали тогда же по-дружески в Германии. Калинин прочитал книгу всю, оставил несколько десятков значительных, сдержанных помет, обнаруживающих его неподдельный интерес. Но на первом листе книги написал: «Многосложно, бессодержательно… для мелких лавочников…» и т. д. Он написал то, что было принято в свете тогдашней советской пропаганды. Боялся «всесоюзный староста» и не читать (вождь приказал!) и читать так, как хотелось, – проверят и могут истолковать не так, а жена сидит в лагере[177].

Никто пока не подсчитал конкретно – сколько? Но за годы Советской власти, наверное, десятки тысяч наименований книг было сожжено, запрещено и содержалось в «спецхранах». Этот своеобразный «ГУЛАГ» для книг и вообще для любой «вредной» печатной продукции (добавим – и для архивов тоже) стал формироваться еще в правление Ленина по инициативе таких просвещенных личностей, как Н. К. Крупская, А. В. Луначарский, М. Н. Покровский… Но Сталин придал этому явлению особый размах, организованность и систематичность. Впрочем, как и всему тому, к чему он так или иначе был причастен. Помимо других головокружительных успехов, он сумел добиться того, что к середине 1930-х годов единственным свободным читателем в стране стал он сам. И этой свободой он пользовался с размахом и с большим толком.

Уже упоминавшийся молодой советский дипломат Александр Бармин, в 1930-х годах близко наблюдавший Сталина, поскольку был знаком с членами его семьи и окружения, а потому накануне войны ставший невозвращенцем, вспоминал об этих годах: «С каждой почтой из Москвы для руководства, секретарей партячейки и библиотекарей стали поступать списки книг, которые должны быть немедленно сожжены. Это были книги, в которых упоминались теоретики марксизма и другие публицисты, которые считались скомпрометированными прошедшим процессом. Поскольку практически перво-, второ– и третьеразрядные фигуры за последние пятнадцать лет уже были изобличены в какой-нибудь ереси, я с изумлением подумал, что у нас останется на полках библиотек! Достаточно было предисловия Бухарина, Радека или Преображенского к любой классической работе – и она летела в печку! В таком темпе, – подумал я, – мы сожжем больше книг, чем нацисты, и определенно больше марксистской литературы. Что и случилось на самом деле. Огромное число книг было сожжено только потому, что их редактировал недавно изгнанный из страны известный советский библиофил Рязанов, основатель Института Маркса – Ленина. Первые издания сочинений Ленина, вышедшие под редакцией Каменева и содержащие положительные отзывы о сегодняшних “предателях”, были изъяты из обращения.

Сталин лично почистил и переиздал единственный том его “сочинений” – компиляция статей и речей – прежние издания были потихоньку изъяты из магазинов и библиотек»[178].

Бармин ошибается – Д. Б. Рязанова не высылали из СССР. Был сослан в Поволжье, а затем расстрелян. Не точен он и в отношении сочинений Сталина. До выхода в 1946 году первого тома собрания сочинений (при жизни Сталина вышло тринадцать томов и три тома подготовили к печати) он выпустил десятка два сборников и отдельных брошюр со статьями, докладами и текстами выступлений. Большинство из них с правками автора сохранилось. Сам Сталин наибольшее внимание уделял трем сборникам статей и речей: «На путях к Октябрю», который до 1932 года выдержал в разных вариантах три издания, а потом был изъят. И – не менее знаменитому, чем краткий курс «Истории ВКП(б)», сборнику работ «Вопросы ленинизма». С 1931 года, когда вышло первое издание, и до одиннадцатого в 1947 году сборник постоянно редактировался. Несколькими изданиями выходил сборник «Марксизм и национально-колониальный вопрос». Все остальное в реплике Бармина чистая правда. Списки подлежащих изъятию книг составлялись вплоть до последнего дня существования СССР.

Сталин правил и изымал не только чужие книги, но и собственные произведения. Пришлось это делать потому, что в ранних изданиях он положительно оценивал, оправдывал и защищал одних против других своих недолгих союзников – Зиновьева, Каменева, Бухарина, Рыкова… Даже «вечного» врага Троцкого он в 1918 году как-то неосторожно высоко оценил за октябрь 1917 года. Когда же последний текстуально его уличил в предательстве идеи мировой революции и в переходе в 1924 году на позиции «национального социализма»[179], пришлось Сталину вычищать собственные издания и на этот счет.