— Ты… откуда это? Ты записал?

— Я хорошо понимал, с кем работаю.

Там же всё, вспомнил Артём. Вся подноготная его жизни.

Он резко выхватил у уфолога телефон и неведомым усилием сломал его, как шоколадную вафлю. Осколки распороли ладонь, впились в мясо. Кровь хлынула на снег.

— Черт! Сука! А-а-а-а!

— Я сохранил копию, — спокойным тоном сказал Комаров. — Итак, ты отдашь все записи, камеру и уедешь. Либо все узнают, как ты снимаешь свои сенсации.

Артём упал на колени, корчась от боли. Комаров присел перед ним на корточки.

— Или ты остаешься и делаешь мой фильм.

— Сука ты. Гнида.

— Сейчас решай.

Уйти? Сбежать? И отдать этому ублюдку такую сенсацию? Отдать свои записи… Такое даже вообразить нельзя. А если Комаров выложит их разговор с учителем… Все, к чему шел Артём… трамплин, возведенный им, — рухнет. Этого нельзя допустить.

— Да, остаюсь. Бинт дай! Перекись!

— Все, что тебе нужно, есть под ногами.

Артём нагреб здоровой рукой снег и приложил к кровоточащей ране. Зажгло. Адская боль. Заорал.

К врачу надо! Зашивать! Вдруг заражение?

— Денис, собери палатки, через полчаса выходим.

— Как же я?! Я… не могу.

— Я говорю — ты делаешь. Забыл?

Артём выдавил сквозь слезы согласие. Комаров посмотрел в небо.

— Они сегодня вернутся.

* * *

В детстве Макс любил проводить время на подоконнике за чтением захватывающих фантастических историй. Из окна дома на Котельнической открывался изумительный вид на Кремль и Москву-реку.

Когда отец запретил читать дурь, Максу оставалось довольствоваться только воспоминаниями о уже прочитанных историях. Именно тогда он научился представлять собственную память в виде огромной библиотеки с бесконечно высокими стеллажами. Историям отводился отдельный стеллаж в самом центре. Макс брал с полки воображаемую книгу и перед ним тотчас возникала картинка с роботами, атакующими несчастное человечество. Другая превращала Макса в капитана огромного космического корабля. Лучи бластеров свистели над Москвой-рекой, огромный космический крейсер зависал над башнями Кремля, в атаку на любопытных туристов отправлялся рой пришельцев-завоевателей. Иногда Макс открывал несколько книг и тогда истории переплетались, становясь еще интересней. Так протекали недолгие минуты отдыха между занятиями. И они принадлежали только Максу.

В тот день его привез домой личный водитель отца. Звали его Мишей, он был веселым дядькой, часто травил пошлые анекдоты. Тогда тоже рассказывал, но Макс не слушал — мыслями еще находился в кабинете ректора Маслова. Доска, мел в руке, за спиной самые уважаемые ученые страны. И вот рука сама рисует графики, складывает цифры и буквы в решение теоремы Ферма. Мысли летят впереди сознания. Внешне Макс собранный, уверенный — как и учил отец. Внутри — кричит и мечется. Он напуган до чертиков, ненавидит это место и всех, кто пялится на него.

Отец вернулся домой навеселе в компании чиновника РАН. Более трех часов Макс прождал за дверью, сидя на подоконнике и слушая их смех и болтовню. Его одолевали смешанные чувства — радость соседствовала с полной опустошенностью. Он шел к этой защите с того самого дня в нобель-комнате — учился упорно, не жалея сил. И вот долгожданный результат. Почему же он не прыгает от счастья? После защиты отец сказал: «Ты можешь больше». Этого и боялся Макс. Того, что может.

Когда чиновник выпорхнул на подкошенных из кабинета, Макс поздоровался, как учил отец — официозно и с почтением.

— Поздравляю с триумфальным достижением, юноша. В будущем ты заставишь нас гордиться тобой.

— Надеюсь.

— Ну, бывай, — чиновник шагнул к выходу, но тут же остановился и, обернувшись, заговорил вполголоса: — Помни благодаря кому ты всего добился. Твой папа гений, и, между прочим, — мой старый друг. Он наше сокровище, береги его.

В доме было правило: в кабинет отца можно входить только когда он внутри. Максу, по правде говоря, и не хотелось его нарушать. Кроме безделушек на полках и шкафов с макулатурой, там не было ничего интересного.

— Заходи, — отец глотнул коньяка, вчитываясь в статью в газете.

— Пап…

Зазвонил телефон. Отец взял трубку.

— А, Аркадий Степаныч, добрый вечер вам. Сколько лет… Конечно, про вас не забыл. Да, жаль вы не могли присутствовать. Конечно. Аркадий Степанович, всего себя вложил. Весь в меня? Спасибо на добром слове. Обязательно учту. Спасибо еще раз, Аркадий Степанович. До свидания. Буду рад увидеться на конференции.

Он положил трубку аккуратно, будто боялся сделать Аркадию Степановичу больно.

— Ты знаешь, кто это был? Яблочкин из Массачусетского. Даже дотуда слух дошел о тебе.

— Пап, как я справился? Тебе все понравилось?

Отец умял большим глотком полстакана коричневой субстанции. Следом закинул в рот ломтик лимона. Посмаковал, поцокал.

— Ты чуть все не завалил. Особенно когда мямлить в конце начал, переменные путать. Я думал, всё уже… Ораторские навыки надо бы подтянуть, будешь со мной в командировки ездить. Наука это не только цифры, сын. Нужно еще научиться заводить связи.

— Но ведь я доказал. Два года работал упорно, как ты говорил.

— Математические задачи — шалость, только мозг потренировать. Настоящий кладезь — астрофизика. Столько секретов еще, и ты их разгадаешь. В двадцать защитишь кандидатскую. А там и горы сворачивать, стремясь к Нобелю.

— Да, конечно, — выдавил из себя Макс.

Отец поставил на стол второй стакан, плеснул на глоток.

— Поможет расслабиться. Заслужил.

Макс бережно взял стакан, пригубил. Горло садануло пряным теплом.

— Только смотри, не улети. Мать заругает. Кстати, Олег Валентиныч пригласил на дачу на выходные. У него видеомагнитофон есть и кассеты с моими старыми лекциями. Посмотришь, может ухватишь чего нового. Ты умеешь найти росинку в океане.

— Конечно, пап. Как скажешь.

Несколько раз звонил телефон. Отец снова благодарил, обещал новые победы. Макс чувствовал себя абсолютно лишним. Он доказал теорему. Не отец. А поздравляют его…

— Пап… помнишь, ты говорил, что я смогу пойти в институт? Мне скоро шестнадцать, я бы мог сдать экзамены на следующий год.

— Макс, ты же не понимаешь, о чем говоришь. Институт — это неповоротливая махина, она для мирской толпы. Аудитории по пятьсот человек, толкотня… Дурь, одним словом. Ты же отупеешь там.

— У меня могли бы быть друзья.

Отец демонстративно хмыкнул.

— Друзья… Ну были у меня так называемые друзья. И где они сейчас? Кто спился, кто в НИИ зад просиживает, треть — в могиле. И что я от них получил? Друзей этих… мать их… Ни-че-го. И ты не получишь. Только дурью мозги засрут. В жизни важны только связи с полезными людьми. Там ты их не получишь. Я уже обо всем договорился, тебя будут индивидуально учить лучшие профессора. У них и опыта наберешься и знаний. Можешь называть их друзьями, если тебе так нравится.