Понимал Тугай и разговор двух женщин. Одна из них — «пайковая жена» голландского солдата: вместе с прочим снаряжением солдатам дают на время таких жен, — конечно, из «черных». Они готовят пищу, стирают белье, обслуживают своих временных мужей, а потом… остаются «на свободе».

Тугаю очень хотелось разъяснить этим женщинам, какую глупость они совершают, но он отлично знал, что такая попытка ни к чему не приведет. Одного он не мог понять: почему среди женщин находится старый мужчина? — Ты что, дедушка, тоже пришел поклониться фиге? — спросил Тугай у него.

— А разве это только женское дело? — строго ответил старик. — Нет, ошибаешься: дело общее, государственное!

— Ну?! — удивился Тугай.

— Не знал? Эх, вы, молодежь! Позорите древние обычаи, вас не интересует даже судьба отчизны…

— Неужели от этой фиги зависит судьба нашей страны? — рассмеялся Тугай.

— Возможно, и от фиги, но больше от пушки. Давным-давно, когда белые еще только угрожали нам, аллах послал нам две такие пушки для защиты от иноземцев. Вместо того чтобы оказать врагам дружный отпор, наши затеяли между собой распри. И тогда пушки разделились: одна осталась тут, другая очутилась где-то далеко, в центре острова. Но при этом аллах сказал: «Когда вы договоритесь и помиритесь, тогда и пушки сойдутся вместе, и наступит конец власти белых». Как видишь, все зависит от этой пушки…

Тугай вспомнил, что когда-то уже слышал эту легенду. Но теперь она произвела на него особенно сильное впечатление.

— Ты прав, дедушка, — серьезно сказал он. — Я это знаю и все знают. Но знаешь ли ты, что это время уже близко?

— Неужели? — оживился дед, и даже женщины заинтересовались.

— Да, близко: вторая пушка уже идет на соединение с этой!

— Откуда? Как? Кто видел?

— Многие видели! — с необыкновенной убежденностью ответил Тугай. И неожиданно для самого себя добавил: — Я сам собственными глазами видел.

— Где? Когда? Говори!

— Сначала ее видели в округе Ванджумас, потом — в Преангери, а в последний раз я видел ее в Бантаме. Подробнее, отец, я пока не имею права ничего говорить. Как бы не узнали голландцы и не помешали. Вы тоже остерегайтесь их. Но вот тебе мой сыновний совет: везде говори, говори всем нашим людям, что пророчество уже сбывается. Власти белых приходит конец, нечего больше их бояться!

Последние слова Тугай промолвил торжественным голосом и, вдруг отвернувшись от старика, пошел дальше. На лице его сияла довольная улыбка.

— Всякая палка о двух концах! — пробормотал он. А «поклонники фиги», сразу забыв о своих делах, начали быстро расходиться по домам, чтобы оповестить родных и знакомых о такой необыкновенно важной новости!

— Хвала аллаху, дождался и я освобождения своего народа! — шептал про себя старик, ковыляя домой. — Я всегда говорил: недаром лежит эта пушка, недаром люди молятся перед ней. Вот и сбывается пророчество!

Тем временем Тугай добрался до самого последнего, самого бедного квартала, о котором, как видно, забыла даже полиция, настолько грязно тут было. Маленькие хижины жались одна к одной, голая черная детвора копошилась в мутной луже, оставшейся от вчерашнего дождя. На веревках висели пеленки и рваные лохмотья.

Все это парилось под горячим солнцем, сверкающим над головой. Унылую окраину не оживляло ни дерево, ни кустик, хотя буйная растительность бушует в этом краю на каждом шагу. Нищета людская победила даже ее. Это не удивительно: ведь в Батавии живет около трехсот тысяч человек, а многоэтажных домов здесь меньше, чем в европейских городах.

Только близость моря, которое освежает воздух и не дает жаре подниматься выше 35°, кое-как делает этот ад или рай — подходят оба названия — относительно пригодным для жизни.

Тугай подошел к хижине, тоже бедной, но побольше остальных и получше досмотренной. Даже несколько бананов росло возле нее.

Навстречу Тугаю вышел малаец лет тридцати пяти, в брюках и в синей расстегнутой блузе, этих принадлежностях одежды более квалифицированного и опытного рабочего, и вместо приветствия спросил:

— Приехал?

— Приехал, — ответил Тугай.

— Все хорошо?

— Лучше не надо. Соберутся сегодня?

— Все будут. Пойдем поговорим. Придется подождать до темноты.

И они вошли в хижину…

Несколько штрихов из колониальной деятельности голландцев. — Кофейные планы ван Дэкера и сочувствие ван Гука. — Бал у генерал-губернатора. — Цветные господа. — Слава мичмана ван Хорка. — Медовые слова и бомба.

«Жемчужина голландской короны» — так обычно называют Яву в Европе. Интересно, что сама «корона» занимает только 33 тысячи квадратных километров, а «жемчужина» на ней — 133 тысячи. Вместе же со всеми прочими «жемчужинами» (Суматра, Целебес, Борнео, Новая Гвинея) голландские владения составляют более 2 миллионов квадратных километров. Населения в самой Голландии 8 миллионов человек, а на Яве — около 40 миллионов, в том числе голландцев не больше 100 тысяч человек.

Каким же образом такая маленькая «корона» смогла прикрепить к себе столь огромную «жемчужину»?

Дело обычное, торговое. Началось оно в 1598 году, когда была основана Ост-Индская компания капиталистов с шестью миллионами гульденов[13]. Предприятие это было совершенно частное и преследовало только торговые цели.

Компания строила в разных местах «фактории» — склады товаров, полюбовно договаривалась с туземными князьками. А позднее, уже безо всяких любезностей, начала запускать когти и поглубже. Для этого у нее были даже свои собственные частные войска.

Когда жители увидели, что мирные торговцы становятся жестокими господами, и захотели вышвырнуть непрошеных гостей вон, на помощь поработителям пришла сама «корона»: страна была объявлена собственностью Голландии, появились губернаторы, генералы, пушки, начались расправы с «изменниками».

А «измены» бывали разные.

В Европе, например, подорожал перец, за него платят большие деньги. И вот издается приказ, обязывающий население засевать половину своей земли исключительно перцем. Несколько человек посадили меньше. Вредительство выкрыли, и на следующий же день деревни были сожжены, а все население их, вплоть до последнего человека, уничтожено.

Так, правда, бывало давно, лет двести назад. Позднее стали убивать не всех, а только виновных; обязательные посевы уменьшались до одной трети земли, потом — до одной пятой, а теперь и совсем ликвидированы…

Было бы несправедливо говорить только о зверствах колонизаторов, ибо есть и памятники их культурной работы. Через весь остров, например от Батавии до Сурабайи, проложено восьмисоткилометровое добротное шоссе, обошедшееся всего лишь в сто с лишним тысяч жизней малайцев, но зато не стоившее голландцам почти ни гроша.