— Выходит, это мама довела его до смерти? Мама во всем виновата? — спросила Лиза, опустив голову.

— Что за чушь! — одернула ее Белозерцева строго. — Как она может быть виновата? Ведь Надя пострадала первой. Просто она жила, как чувствовала, как ее научили жить, увы, в непригодное для нынешнего положения дореволюционное, царское время. Ведь даже государь Николай Александрович не мог поверить в то, что его лишат жизни в Екатеринбурге. Государыня Александра Федоровна постоянно повторяла княгине Алине, что беспокоиться об их судьбе не нужно. Да, с ними грубо обращаются, но скоро все равно дозволят выехать в Европу. А как же иначе? Ведь их никто не обвинял, суда не было. Они не знали, что в России настали такие времена, что убивают не по суду, а исходя из классовой принадлежности. Так что нельзя винить Надю. Как и всем смертным, ей не дано было предугадать страшные несчастья, которые поджидали ее и твоего отца. Так сложилась их жизнь, — Белозерцева вздохнула. — Конечно, будь на месте Гриши другой человек, он бы не стал слушать жену, сделал по-своему, но твой папа был любимчиком своей матушки, княгини Елизаветы Ксаверьевны, в честь которой тебя назвали. Ему внушили, что мнение матери и жены — это очень важно. И конечно, это было правильно. В дореволюционное время. Но только не тогда, когда власть принадлежит Советам. Пролетарские овцы сбросили кудрявые шкуры и превратились в хищных волков. Надя, конечно же, не ожидала такого поворота, да и кто ожидал? Я тоже не ожидала. Пережила, но не ожидала. А что же Наташа? — спросила Белозерцева, снова приблизившись к Лизе. — В эвакуации? Надеюсь, она не осталась в Ленинграде? — последний вопрос прозвучал напряженно.

— Нет, в конце мая она уехала на каникулы сюда, на Волгу, в станицу Красноармейская, — Лиза всхлипнула, не в силах сдержать своих чувств. — Давно хотела посмотреть на эти места: великая река, столько читано-перечитано у Горького, у Островского. А тут случай представился. В Ленинград к нам приехал бывший заместитель отца по бригаде. Он в академию поступил, наведался, не побоялся, хоть и знал, что папу арестовали. За столом упомянул, будто тесть и теща у него на Волге живут. Вот Наталья и загорелась, уж больно хотелось увидеть — простор, степь, курганы. Он пригласил, договорился со своими стариками, чтобы приняли ее. Кто же знал, что война на пороге.

— А как станица называется, где твоя сестра жила, ты говоришь? — переспросила Белозерцева.

— Красноармейская, — ответила Лиза, — здесь недалеко она. Только кто ж меня туда пустит!

— Красноармейская? — Катерина Алексеевна вздрогнула. — Вот так совпадение. Бывшая Колочовская. Там погиб мой Гриша в девятнадцатом году. Да, Красноармейская — это рядом с Котельниково, — Катерина Алексеевна сдвинула брови, вспоминая, — оттуда только что выбили Манштейна. Туда так просто не попадешь.

— Так, может, там и следа от нее не осталось? — продолжала Лиза с прежней горечью. — Когда отступали к Волге, из окрестных поселений кого эвакуировали, а кого не успели, тот сам бежал. Мы совсем рядом с Красноармейской прошли, я просилась, хоть глазком одним взглянуть, но не позволили: так били с воздуха, головы не поднимешь.

— Ну уж отбились они, — Белозерцева усмехнулась, — нашей каши кушают, без мяса даже, и тому рады. Вот что, Лиза, — решила она, — ты теперь отправляйся спать, я сейчас позову Антонова, чтоб проводил тебя в расположение, а завтра будь готова, я с Никитой Сергеевичем совещание проведу и разузнаю заодно, как нам в эту Красноармейскую проехать. Вместе поедем. Мне бы тоже хотелось на Красноармейскую хотя бы разочек посмотреть. Надеюсь, мне дадут пропуск. А не дадут — опять Лаврентию звонить стану. Он еще пожалеет, что отправил меня из Москвы сюда, я его на Лубянке куда как меньше беспокою, чем отсюда.

— Мы поедем в Красноармейскую? Искать Наташу? — Лиза встала, сжав руки на груди. — Вы думаете, это возможно?

— Конечно, возможно, — ответила та мягко и смахнула слезинку с Лизиной щеки. — Только надо постараться. Я тебе обещаю, что все устрою. Только не проспи, — пошутила она напоследок и, толкнув дверь в сени, крикнула: — Антонов, просыпайся, дружок! Надо Елизавету Григорьевну проводить. И подбрось еще дровишек в печку. А то что-то затухло все и прохладно стало.

— Слушаюсь, Катерина Алексеевна, — Антонов появился, одергивая полушубок. — Это, — он махнул Лизе рукой, — пошли, что ли, товарищ лейтенант?

— Иди, иди, — Белозерцева проводила Лизу до дверей, — скоро уж рассветет.

— Где ж ты все ходишь, Лизонька? — Орлов встретил ее упреками. За Котельниково он получил лейтенанта, уже в третий раз, как сам смеялся.

— Но теперь уж надолго, — уверял он сомневающихся, — мне от Лизаветы Григорьевны отставать не след. Одно дело — санинструктор, а уж переводчик при генерале — это другой коленкор. Ничего не попишешь — интеллигенция. Тут в рядовых ходить стыдно. Надо продвигаться по службе.

— Ладно, ладно, поглядим, — шутили над ним. — Как какая новая юбка подвернется, забудешь свою переводчицу.

— Ты там помалкивай, — шикал Орлов и оборачивался, не слышит ли Лиза. — Чтоб ни звука мне, удавлю!

— Да, да, так и поверили, — кивали давние товарищи. — Иль ты, Лешка, переродился?

Для большинства сослуживцев уже не было секретом, что Орлов неровно дышит к Лизе. Она сама, наверное, узнала о том последней. Как-то не расположено было ее сердечко к любовным переживаниям, когда вокруг она видела столько горя. С извинением и, пытаясь объяснить свою холодность, она отказала Алексею во взаимности, когда он признался, что запала ему в сердце переводчица генерала. Думала, вспылит, бросит. Но он не отступился. Вдруг неожиданно проявил терпение, какого никто бы и не заподозрил в нем прежде. И постепенно она привыкла к нему. Он любил ее по-своему, иногда грубовато, неловко, но зато искренне, от всего сердца и уже не вспоминал о бывшей санинструкторше.

Она была ему благодарна. Орлов спас ее не только от многих опасностей войны, но и от главных ее врагов — одиночества и отчаяния. Она нашла в нем опору, он был дорог ей. С гам было спокойно, и уткнувшись в широкое, крепкое плечо можно было найти защиту от всех невзгод. Казалось, судьба намеренно сберегла их обоих в кровавом месиве Сталинградской битвы, друг для друга.

— Где носит-то? — Орлов обхватил ее за плечи, привлекая к себе, — все от генералов не оторваться?

— Завтра в Красноармейскую поеду, — сообщила она, вынимая шпильки из волос, — Наташу искать.

— Это как так? — недоверчиво усмехнулся Лешка. — Кто тебя туда пропустит. Там оцепление, НКВД стоит.

— Мне обещали помочь, — ответила она уклончиво. — Даже отвезти туда.

— Не этот ли слизняк Суэтин? — в голосе Орлова прозвучали ревнивые нотки. — Ты гляди, Лиза, я ему ноги переломаю, если только он к тебе пальцем прикоснется.

— Да не кипятись ты, Алексей, — Лиза поморщилась, отстраняясь. — При чем здесь Суэтин? У него своих дел хватает. Я старую знакомую своего отца встретила, а она в Москве необходимые связи имеет.

— Так ты, что ж, Лизка, — Орлов толкнул ее в бок, — от меня в Москву собралась? — спросил он с явной обидой.