Ефим Курганов,

доктор философии.

г. Париж.

10-го августа 2012-го года.

ПРОЩАЛЬНОЕ ОБРАЩЕНИЕ АЛЕКСАНДРА ЖУЛЬКОВСКОГО КО ВСЕМ, КОМУ КОГДА-НИБУДЬ ПРЕДСТАВИТСЯ ВОЗМОЖНОСТЬ ОЗНАКОМИТЬСЯ С НАСТОЯЩЕЙ ЗАПИСКОЙ

Вот и кончен, наконец, мой рассказ, любезные читатели и читательницы.

Встретимся мы теперь в другой раз, и, надеюсь, уже с иным совсем героем. Быть может, он не будет таким наглым подлецом, каковым оказался тайный советник и камергер Александр Политковский, дворянин Политковский, напрочь забывший о чести своей.

Отнюдь не все тайны, связанные с сей позорною личностию, выше были мною раскрыты.

Но всё ж таки, как я полагаю, основные перипетии громкого некогда дела Политковского описаны, и я рассчитываю, хочу рассчитывать, что сделано это было мною с надлежащею точностию. Во всяком случае, я неизменно стремился к оной. Стремился писать без явных искажений и без привлечения досужих домыслов, писать думая лишь об истине, да об справедливости.

Но вот довольно многие петербургские сплетни я учитывал, пробуя осторожно вычленить из их состава некое рациональное зерно, а вернее, множество реальных зёрнышек. Сплетням никак не следует слепо доверять, но при этом они есть род особого документа, ибо свидетельствуют, о чём и как говорят в обществе.

Да, и ещё я попытался восстановить кой-какие тайные беседы, весьма важные (скажем, разговоры Его Величества и генерал-фельдмаршала Паскевича), допросы даже (скажем, чиновников, арестованных по делу Политковского), но заверяю, что делал это только на основании достоверных свидетельств и авторитетных изустных преданий.

Опять же анализ поведения государя Николая Павловича был сделан мною не на пустом месте — в первую очередь я пользовался целым рядом секретных записок видных российских сановников, тексты коих, к великому счастью моему, оказались мне вдруг доступны.

Вообще, что касается источников, то мне принесла также неоценимую пользу анонимная рукопись «Записки любознательной дамы». Не исключено, что автором их явилась одна из бывших возлюбленных Политковского, но она явно принадлежала не к актёрскому миру, а к среде аристократии. Но самое главное то, что в сих записках представлены живые зарисовки, как именно жил Политковский, этот негодяй и вор, как он шиковал на деньги инвалидов и раненых.

Закончу же свои беглые заметки вот каким рассуждением, для меня не только очевидным, но ещё и крайне важным.

История о том, как подло, жестоко, бесчеловечно расхищался многомиллионный капитал комитета о раненых, основанного в 1814-м году государем Александром Павловичем, никоим образом не должна быть предана забвению. Забыть её было бы просто преступно. Посему я и почёл долгом своим написать то, что я сейчас написал.

Более того, я неискоренимо убеждён, что именно каждая деталь этой жуткой воровской истории должна быть по возможности сохранена в нашей памяти — сохранена в назидание потомкам нашим.

И вообще надобно непременно знать не токмо своих героев и праведников своих, но и своих мерзавцев, своих исчадий ада, дабы никогда не уставать проклинать их.

Александр Политковский и его гнусная шайка чиновников-расхитителей — будьте же вы все на веки вечные прокляты! И да будут прокляты все, кто попустительствовал им, кто закрыл глаза свои на безобразия, творившиеся в военном министерстве!

А.Ж.

г. Санкт-Петербург.

10-го августа 1877-го года.

ОТ ПУБЛИКАТОРА — К ЧИТАТЕЛЯМ

Из записок Александра Жульковского, составленных более или менее скрупулёзно и точно, становится очевидно, что тайный советник Политковский за годы своей службы в канцелярии комитета о раненых похитил из комитетского денежного фонда один миллион двести тысяч рублей серебром.

Всё так. Но хочу сделать одно добавление, мне кажется, немаловажное.

Говоря об украденной сумме, Жульковский, видимо, основывался на показании, которое дал следственной комиссии казначей канцелярии комитета о раненых надворный советник Иван Фёдорович Рыбкин.

Во-первых, приведу соответствующую часть рыбкинского показания (в архиве министерства внутренних дел мне была предоставлена писарская копия допроса):

Рыбкин И. Ф.: «Политковский брал всегда казённые деньги через меня из сумм комитетских. Всего же к 1853-го году перебрано директором казённых сумм до 1.200 000 рублей серебром. Политковский брал у меня деньги не по письменным требованиям, а всегда лично, при начальнике счётного отделения и под особые каждый раз расписки, которые хранились в казённым денежном сундуке обще с комитетскими деньгами. Вместо сих расписок Политковский в 1851-м году выдал мне общую, которая найдена комиссиею в моей конторке. После этой общей расписки хотя и давал Политковскому деньги, но без всяких расписок».

Итак, документально подтверждено, что Политковский взял из денежного фонда комитета о раненых один миллион двести тысяч рублей.

Однако тут возникает одно серьёзнейшее «НО».

Всё дело в том, что когда Иван Фёдорович Рыбкин был принят на должность кассира в канцелярию комитета о раненых, Политковский уже не первый год работал в комитете и давно занимался воровством казённых сумм.

Прежний кассир умер. Им был коллежский советник Горбунов. На его место как раз и был принят Рыбкин.

И Иван Фёдорович, естественно, мог фиксировать лишь суммы, которые брались Политковским, с того самого момента, как был назначен кассиром, но никак не ранее. Как всё происходило при Горбунове Рыбкин не знал, и какие именно суммы тогда изымались, не ведал.

И Рыбкин в своих показаниях восстановил лишь те суммы, которые проходили через него, и никакие иные.

Так что миллион двести тысяч рублей серебром — это только то, что было украдено при Рыбкине и никак не касается предыдущего, горбуновского периода.

На самом деле тайный советник Политковский, неустанно трудясь в канцелярии комитета о раненых, наворовал гораздо больше. Это совершенно несомненно.

И ещё. Речь ведь у нас шла о суммах, которые извлекались из бюджета по самовольному указанию Политковского. А ещё ведь чиновники его (Рыбкин, Тараканов, Путвинский) подворовывали для себя, не ставя об этом в известность своего начальника. Сначала они скрывали это от следователей, валя вину на покойного Политковского, но затем сознались.

Был такой случай, например.

Генерал от инфантерии де Ласси пожертвовал в пользу изувеченных воинов пятьдесят тысяч рублей серебром. В обеспечение этой суммы он представил закладной лист на одно имение. Чиновники канцелярии комитета о раненых сделали так, что этот акт не был зарегистрирован в кассовой книге. Имение было продано, в комитет поступило пятьдесят тысяч рублей. Начальник счётного отделения Тараканов, помощник директора канцелярии Путвинский и казначей Рыбкин разделили эту сумму поровну, и по частям получали её от Рыбкина в течение нескольких лет.