Дальше шествие двигалось торжественно, как процессия, идущая к Бездне, чтобы казнить преступника. Впереди плелся осужденный. У него уже не было сил бежать. Затем шел палач. Замыкали процессию зрители и судьи…

Над головой образовалось отверстие. Черный четырехугольник.

Мокрица замер. Если забраться туда, преследователи останутся внизу.

Крыса подбежала близко, будто хотела испугать. Оскалилась. Мокрица никогда не встречал такой нахальной крысы. Мокрица ткнул в ее сторону кинжалом, но не достал.

Привидения все ближе…

Мокрица подпрыгнул, вцепился в ржавый крюк, на котором когда-то держались кабели. Крюк выдержал. Мокрица уперся ногами в стену, чтобы схватиться рукой за другой крюк, ближе к потолку. Крыса прыгнула, стараясь вцепиться ему в ногу, но промахнулась и уселась внизу, подняв кверху острую морду, и спокойно, почти разумно, наблюдала за его неловким, отчаянным подъемом.

Секунду Мекиль висел, держась руками за край люка, понимая, что ему не подтянуться, и упал бы обратно, если бы ему случайно не помогло одно из привидений. Оно протянулось к нему и дотронулось до ноги, и в то же мгновение электрический удар пронзил все тело Мокрицы, и оно, в ужасе и боли, рванулось вверх. Мокрица перевалился через край отверстия и оказался на следующем ярусе.

Он некоторое время лежал на полу и мелко, часто дышал. Но отдыхать нельзя. Одноглазый уже наверху. В любой момент может раздаться взрыв.

Если не успеть, то он не только не выведет стражников, но и сам не доберется до лифта.

Над кромкой люка показалась голубая голова привидения, без глаз, рта. Привидение искало Мокрицу.

– О Бездна! – вырвалось у Мокрицы. – Они меня не оставят!

Когда одноглазый Джинь поднялся на Главный уровень и передал ожидавшему его взрывнику ключ, он не знал, для какой цели этот ключ предназначен. Взрывник имел приказание отправиться в туннель в сопровождении человека с ключом. О том же, что будет, когда первый посланец откроет нишу на шестом уровне, а взрывник нажмет на рычаг, знал лишь сам Мекиль.

Когда Джинь брел за взрывником по длинному, широкому, как улица, туннелю вдоль разрозненных и проржавевших секций труб, он понял, что хочет вернуться и ему все равно, что намерен делать его спутник. Поражение Мекиля, настоящее и окончательное, дошло до сознания Джиня, и с пониманием этого обнаружилась ложь Мокрицы. Он с таким же успехом мог обещать Джиню и пост первого директора.

Когда претендент в диктаторы терпит поражение, он не сразу, не вдруг теряет сторонников и слуг. Особенно в тех случаях, когда в мозгу этих людей надежно внедрена уверенность в его всесилии. И потом, когда карточный домик власти рассыпается, отдельные валеты и девятки еще по инерции продолжают держаться туза и выполнять его безумные приказы, даже если они понимают их бессмысленность. Джинь тоже оставался верен, но верность его, не имевшая достойного вознаграждения, подверглась испытанию. Джинь еще шел, сжимая в потной ладони ключ, но думал лишь о том, как бы спрятаться, куда бежать.

– Долго еще идти? – спросил Джинь хрипло.

– Сейчас придем, – ответил взрывник, не оборачиваясь. – Скоро.

– И что будет? – спросил Джинь.

– Не знаю, – сказал взрывник. – Ты нишу откроешь, а я нажму на рычаг.

– Зачем?

Взрывник не ответил.

Наверно, там тайный архив Мокрицы, который не должен попасть в руки врагам. Или тюрьма с секретными преступниками. И все-таки идея взрыва Джиню не нравилась. Не потому, что жалко было узников. А вдруг взрыв похоронит и его исполнителей?

– Долго еще идти?

– Пришли уже, – сказал взрывник, показывая на квадратный железный люк.

– Открывай, – сказал взрывник.

Джинь повернул ключ, и открылась небольшая ниша с серым ящичком посредине. Из ящичка торчала высокая рукоять, в стену убегали провода.

На ящике был еще ряд кнопок.

Джинь взглянул в туннель. Там было пусто. Где пряталась тюрьма или архив – неизвестно. Джинь отступил на шаг.

Взрывник проверил провода, подключил приборчик с круглым циферблатом и посмотрел внимательно, как дрожит на нем стрелка. Потом с натугой опустил рычаг.

И раздался гром. Закачались стены туннеля, мигнули, погасли и снова зажглись лампы. Пол ушел из-под ног, и лишь то, что оба они стояли в нише, спасло их от воздушной волны. Грохот не умолкал, и Джинь, прижавшись к стене, стараясь уйти в нее и ощущая всем телом ее страшную дрожь, ждал одного – чтобы это прекратилось.

Гул не прекратился, но стены перестали трястись. Неминуемая смерть, заглянувшая в единственный глаз Джиня, отступила в темноту и оттуда посмеивалась над ним.

– Теперь, – сказал взрывник, поднимаясь с пола ниши, как будто ничего и не произошло, – еще раз, и все.

– Что? Еще раз?

Джинь возмутился. Он был убежден, что взрыв будет последним.

– Конечно, – ответил взрывник. – Так по инструкции.

– Ты с ума сошел! – крикнул Джинь, стараясь перекрыть растущий гул. – Ты нас погубишь. Разве ты не видишь, что творится?

Взрывник смотрел на Джиня удивленно.

– Но ведь приказ, – сказал он.

Джинь понял, что не допустит второго взрыва.

Он потянул взрывника за рукав, тот обернулся и ударил Джиня по кисти. Джинь не почувствовал боли. Он рванул взрывника на себя, и они упали на гудящий пол. Джинь, оказавшись сверху, бил взрывника затылком о камень, пока тот не затих.

Джинь встал, пошатываясь, и побежал по туннелю, подальше от гула и дрожания стен.

Первый взрыв создал в перемычке глубокую трещину. Второй взрыв должен был привести в действие заряды, расположенные по окружности перемычки.

Тогда бы вода из подземного озера хлынула внутрь, как из открытой трубы. Но второго взрыва не было. И потому вода первые минуты лишь сочилась сквозь трещину. Но напор ее был так силен, что с каждой секундой трещина расширялась, и из нее начали бить фонтаны холодной и прозрачной воды.

Зал Совета директоров был стар, его много лег не ремонтировали, чтобы не погубить фрески на потолке. Фрески почти выцвели, пошли сырыми пятнами, придававшими батальным сценам дополнительную динамичность и некоторую загадочность. Поколения директоров, сменявшиеся под сводами зала за тем же поцарапанным, массивным столом и креслами с жесткими деревянными отполированными сиденьями, часто обращали взоры к потолку, стараясь разгадать значение старинных фресок. Но имена торжествующих героев и поверженных врагов давным-давно были забыты – фрески лишь напоминали о славном прошлом, лишенном содержания, как голова каменной статуи, с незапамятных времен лежавшая на задворках дома директоров. Когда-то она была настолько важна для людей, что они перетащили ее вниз. Вот и берегли…