Она не могла поверить, что стала причиной появления эмоций на лице этого сильного, властного мужчины. А он не приложил ни капли усилий, чтобы скрыть свою уязвимость.

— Единственное, что ты, по-моему, чувствовал, когда я имела неосторожность признаться тебе в любви, так это настойчивое желание сбежать! — нерешительно запротестовала она.

— Я был чертовски напуган, чтобы признаться, даже самому себе, что влюбился… — Он остановился на середине фразы. Было заметно, что он изо всех сил старается держать в узде свои чувства. Ева смотрела, как часто поднималась и опускалась его грудь. Через несколько минут она ощутила равномерное биение его сердца. Ева протянула руку, чтобы прикоснуться к его волосам, но он схватил ее за запястье. — Бедная ручка, — нежно сказал он и поцеловал ее запястье. — Я влюбился в эту прекрасную, сумасшедшую девушку, которая всегда говорит то, что думает, которая доводила меня до безумия с того момента, когда я впервые увидел ее, которой было абсолютно наплевать, что другие, по крайней мере я, думают о ней…

— Вообще-то меня очень беспокоит, что ты обо мне думаешь, — сухо призналась она.

— Я думаю, что ты — это самое лучшее в моей жизни, Ева Гордон. Я был самым последним идиотом, не признав этого раньше. — Дрю жадно поцеловал ее. Он со вздохом отодвинулся, позволив своим рукам еще на минуту задержаться на ее гладких щеках. — Я дал эту глупую клятву, когда Лотти бросила меня. Эту обычную, скучную клятву всю жизнь избегать любви, — рассказывал он, презрительно посмеиваясь над собой. — Это был путь труса, и я шел по нему до тех пор, пока в моей жизни не появилась одна высокая сексуальная брюнетка.

Ева покраснела.

— Ты имеешь в виду меня? — У нее на глазах выступили слезы.

Напряжение покинуло его лицо. Он демонстративно осмотрел комнату.

— Я не вижу здесь никакой другой сексуальной брюнетки. — Он чертовски медленно подбирал слова. — Я вел себя как мужчина, который пытается затащить девушку в свою постель. Воспользовался всеми хитростями, которые знал, — грубо сказал он. — Рационально объясняя свои действия тем, что тебе лучше жить без Тео, я захотел помочь тебе от него отделаться. Но когда обнаружил, что у тебя нет приятеля, ни одно самое рациональное объяснение не помешало мне увидеть, насколько я был эгоистичен.

— Ты делаешь из меня маленькую доверчивую дурочку! — пожаловалась она. — Я знала, что ты не любил меня, Дрю…

— Но я любил тебя! — пылко воскликнул он. — Почти с самого начала. Я упорно старался не… — признался он.

— Ты и сейчас стараешься делать это? — сердито перебила она.

— Я надеялся, что мое необычное вторжение станет для тебя ключом к разгадке моей тайны.

— Оно чуть не стало для меня причиной сердечного приступа.

По ее глазам он видел, что с сердцем у нее все в порядке.

— Это означает, что ты не заставишь меня уйти таким же необычным способом? — Он крепко обнял ее за талию, и она прикоснулась своими мягкими губами к его губам. Они были холодными, но потребовалось совсем немного времени, чтобы они потеплели.

Она всем телом прижалась к нему.

— Я вообще не собираюсь заставлять тебя уходить, — наконец ответила она со свойственной ей искренностью.

Он зловредно хмыкнул.

— А здесь гораздо лучше, чем на твоей двухъярусной кровати. — Он бегло взглянул на большую старинную кровать, отделанную латунью.

Ева застенчиво опустила глаза. Когда он прикоснулся к ее шее, то почувствовал, что она напряжена.

— Что-то не так? Господи, я обидел тебя? — хрипло застонал он. — Я все время боялся этого. Не позволяй этому вызывать у тебя отвращение. Во второй раз все уже гораздо проще, я обещаю, моя любовь.

Она подняла голову и прижала палец к его губам.

— Нет, нет, — сказала она, сдерживая готовый сорваться с языка поток самобичевания. — Я не думаю, что что-то не так. Все зависит от того, как на это посмотреть, — неловко объяснила она. — Ты как-то переживал по поводу своей способности дать жизнь ребенку. Не беспокойся.

Он смущенно уставился на нее. На его лице отразилось недоверие, которое медленно перешло в радость. Грудь его поднималась, губы двигались, но он не мог вымолвить ни слова.

Ева с облегчением вздохнула, но этому чувству не суждено было долго оставаться с нею. Дрю неожиданно нахмурился.

— Ты уверена? Я использовал…

«Что я слышу в его голосе? Надежду?» — тоскливо думала она.

— Должно быть, ты обладаешь сверхспособностями в этом деле, — мрачно сказала она.

На его лице не осталось и следов от радости.

— Мне так жаль, Ева, — сказал он, тяжело вздохнув. — Я знаю, что это совсем не то, что ты хотела. Ты только что отделалась от обязанности воспитывать брата, а я нагрузил тебя ребенком. Ты хотела путешествовать… Я собирался показать тебе все места…

Неужели он не знал, насколько сильно она хотела ребенка от него?

— Дрю Каммингс, я всего лишь беременна, а не ухожу в монастырь. Я собираюсь путешествовать и вообще делать все то, что планировала, только теперь нас будет трое.

— Ты уверена?

— На сто десять процентов, — твердо заявила Ева. — Иди сюда, — сказала она, схватив его за рукав свитера.

— Осторожно, — умолял он. — Не надо применять силу. Я и так пойду, — прошептал он, прижавшись губами к ее лицу.

— Я хочу продемонстрировать тебе, насколько я уверена, Дрю.

— Ну что ж, давай начнем урок. Ну а вообще-то это было мое требование.

Пушистый котенок, радуясь присутствию человека, прыгал у ног тети Эмили. Она прогнала его. Последние несколько ночей тетю мучила бессонница. Заметив свет под дверью племянницы, она подошла к двери и осторожно открыла ее. Равномерное дыхание было единственным звуком в комнате. Она положила на бюро дневник в потертой кожаной обложке, а затем приблизилась к кровати.

Эти страницы были ее настоящим наследством, а не собственностью, которую она копила много лет. Она надеялась, что племянница не будет судить ее слишком строго, читая эти дневники. Но больше всего надеялась на то, что девушка будет учиться на ее ошибках и больше их не повторит. Она не хотела, чтобы кто-то прочитал дневники до ее смерти, но, видя страдания Евы, испугалась, что ее история повторится, и решила отдать ей дневники.

Тетя поняла, что за ней наблюдают, прежде, чем увидела еще одного человека в постели племянницы. Ева крепко спала; ее лицо заливал румянец молодости, а голова лежала на плече того самого светловолосого Адониса, которого она выгнала сегодня днем.

Дрю предупреждающе приложил палец к губам, показав быстрым взглядом на спящую в его руках фигурку. Если бы Эмили не заметила любви в его глазах, она бы хорошенько побила его за такую возмутительную наглость.

«В конце концов, я и сама не монашка», — призналась она себе. Завтра она спросит у него, как ему удалось проникнуть в дом. Может быть, он даст ей несколько советов по усовершенствованию охранной системы. «Он так невозмутим. Утром задам ему хорошую взбучку!» — решила она, когда он даже не попытался уклониться от ее пронизывающего взгляда. Ум и веселость в его глазах делали его вид менее надменным.