Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все-таки самым знаменитым жильцом дома № 50 оказался не врач, а один из членов семейства Беляевых. Когда в 1884 году Митрофан Петрович Беляев решил отойти от дел лесопромышленных, он переехал именно сюда. Дом тогда был только что построен, и Беляев занял в нем большую двухэтажную квартиру № 16, распланированную с учетом его вкусов.
Дом № 50
Этой квартире суждено было войти в историю русской музыки. Дело в том, что Беляев был страстным меломаном, сам с детских лет играл на скрипке и альте – и начал устраивать у себя по пятницам вечера квартетной музыки. Собирались к восьми часам вечера, пили чай, потом садились за инструменты.
Понемногу вечера стали привлекать все больше музыкантов и музыкальных критиков. Постоянными гостями Беляева стали Стасов и Бородин, Глазунов и Лядов, Римский-Корсаков со своими учениками. Бывали здесь Чайковский, Танеев, Скрябин, Глиэр, захаживал сюда Рахманинов. Посещали пятницы и люди иных профессий – например, художники Репин и Рерих.
Вот картина Беляевских пятниц, запечатленная в записках Римского-Корсакова: «Вечер обыкновенно начинался с квартета Гайдна, затем шел Моцарт, далее Бетховен и наконец какой-нибудь квартет из послебетховенской музыки... По окончании музыки в первом часу ночи садились ужинать. Ужин бывал сытный и с обильными возлияниями. Иногда после ужина Глазунов или кто-нибудь другой играли на фортепьяно что-нибудь свое новое... Расходились поздно, в 3-ем часу... Иногда после ужина, во время музыки, появлялась на столе одна-другая бутылка шампанского, которую немедленно распивали, чтобы "вспрыснуть" новое сочинение.
М.П. Беляев
С течением времени, в последующие годы "пятницы" становились все многолюднее... К квартетной музыке прибавились и трио, и квинтеты, и т. п. с фортепьяно... Усилились и возлияния за ужином...»
Атмосфера на Беляевских пятницах была дружеской, открытой. Здесь любили посмеяться, пошутить. Однажды объектом шутки стал Александр Скрябин – хоть и москвич, но частый гость Беляева. Александр Николаевич нередко жил на Николаевской неделю-другую, а иногда и больше.
Во время одной из пятниц он разгорячился и стал с пафосом говорить о новых путях в искусстве и о своей великой миссии.
– Я – творец нового мира. Я – Бог!
– Полноте, миленький! – осадил его Анатолий Константинович Лядов, дружески потрепав Скрябина по плечу. – Какой ты Бог? Ты просто петушок!
Пауза, а затем – смех самого Скрябина и общий хохот гостей.
...Если бы Митрофан Беляев ограничился в своей деятельности этими пятницами, он бы уже завоевал себе место в музыкальной истории. Но он сделал значительно больше, ибо ставил перед собой задачу помочь новой русской музыке. Прежде всего, он создал свое музыкальное издательство, в котором выпускал сочинения Бородина, Глазунова, Скрябина, Лядова. И платил им отличные гонорары!
Помимо этого, Беляев организовал в столице Русские симфонические концерты и Русские квартетные вечера, причем цены на билеты назначались им символические. Основные расходы нес сам Беляев – десятки, сотни тысяч рублей!
А ведь все эти затеи воспринимались в обществе далеко не восторженно. Как писал о Беляеве Владимир Стасов, «его изданий, изящных и в высшей степени общедоступных по цене, не желали покупать, потому что и издаваемые музыкальные авторы и издаваемые музыкальные произведения мало соответствовали вкусам и художественным понятиям большинства массы; его концерты мало посещались – опять-таки по той же самой причине».
Но Митрофан Петрович «не сделал ни малейшей уступки толпе... И в конце концов победа пришла на его сторону».
А еще Беляев учредил Глинкинские премии за лучшие музыкальные произведения: они выдавались ежегодно 27 ноября, в день премьер обеих опер Глинки...
Митрофан Петрович ушел из жизни в 1903 году. По его завещанию около полутора миллионов рублей были переданы Попечительному совету для поощрения русских композиторов и музыкантов, который продолжил беляевские начинания. По-прежнему присуждал премии, издавал новую русскую музыку, устраивал концерты. И работал в привычном месте – в беляевском доме на Николаевской, 50...
Музыка как будто пропитала историю дома № 50. В его летописях оставили след еще три видные персоны музыкального мира.
Первый из трех, правда, связан не столько с музыкой, сколько с танцем. Прославленный танцовщик Павел Гердт, многие годы блиставший на сцене Мариинского театра, прожил на Николаевской, 50, не одно десятилетие. Здесь он проводил XIX столетие и здесь встретил начало Первой мировой войны...
На эти десятилетия пришелся закат карьеры Гердта. Впрочем, закат – слово к Гердту не вполне подходящее. Павел Андреевич отличался замечательным артистическим долголетием: он выступал на сцене с 1858-го по 1916-й, в последний раз представ перед публикой в возрасте 72 лет!
В начале XX века выступления Гердта наблюдал еще один выдающийся мастер балета хореограф Федор Лопухов:
«Я любовался его диким воином-сарацином, французским маркизом и принцем, венгерским полковником, римским патрицием – разнообразными мимическими ролями... Выглядел он очень молодо и на вопрос о возрасте отвечал, что ему "дважды тридцать три". Никто лучше его не танцевал мазурку... В манере и жесте Гердта всегда сказывалась традиция внешней красивости и придворной галантности...».
А еще Павел Гердт был выдающимся балетным педагогом. У него учились Анна Павлова, Тамара Карсавина, Михаил Фокин – ярчайшие звезды российского балета!
Ярким педагогом был и еще один обитатель дома № 50. Не одно десятилетие здесь прожил композитор Владимир Щербачев – фигура подзабытая, но интересная. Он много писал: среди его произведений пять симфоний, музыкальная комедия «Табачный капитан», музыка к нескольким кинофильмам, в числе которых знаменитый довоенный «Петр Первый».
Профессор ленинградской Консерватории, Щербачев серьезно влиял на молодых композиторов 1920-х годов. И не случайно в 1927 году именно у Щербачева на квартире состоялся концерт молодых композиторов в честь только что вернувшегося в страну Сергея Сергеевича Прокофьева.
В своем дневнике Прокофьев тогда записал (не без юмора): «Щербачев живет на Николаевской улице, ныне революционно переименованной, недалеко от того места, где раньше жил Лядов. По страшнейшему морозу едем в санках через весь город...
У Щербачева хорошая квартира, но влезать в нее надо по черной лестнице, как почти всюду в Ленинграде. Мы приехали довольно поздно, поэтому все уже в сборе – сидят на всех стульях и диванах...
Первым играет Шиллингер какую-то сложную и малоинтересную вещь. Если будет так весь вечер, то благодарю покорно...