— Сиди тихо, поняла? И перестань кричать, это только раздражает меня. Я выйду на минутку, а ты здесь спокойно подождешь, иначе, клянусь, тебе будет плохо, — с угрозой сказал он и пошел разбирать баррикаду.

Он размотал веревку, привязанную к ручке двери, бросил ее на пластиковый стул и проверил, лежит ли ключ в кармане. Затем быстро вышел из квартиры и два раза повернул в замке ключ.

— Что ты делаешь? Кого это ты там держишь? — спросил Пхра Джай, глядя на своего запыхавшегося подопечного.

Человек в маске кратко обрисовал монаху ситуацию. Рассказал о неподвижном теле маленькой соседки на лестнице. О своих сомнениях, о принятом затем решении. О решении неожиданном. Удивительном. О решении спасти ее, рискуя погибнуть вместе с ней.

Бонза выслушал его, не прерывая, с растроганной улыбкой на лице.

— Я горжусь тобой, — сказал он, когда человек в маске умолк.

Услышав слова поддержки, человек, обессиленный ночными попытками вытащить наркоманку из пропасти, покачнулся от усталости. Он зашатался и прислонился к стене, чтобы не упасть. Пхра Джай подошел к нему, взял под руку и помог сесть на ступеньку лестницы.

— Тебе надо немного отдохнуть, — прошептал бонза, усаживаясь рядом.

— Мне нельзя, пока она не выздоровела, — сказал его подопечный, закрывая лицо руками.

Его веки отяжелели от давно подстерегавшего его желания погрузиться в сон.

— Я положил в сумку листья валерианы для твоей бессонницы, — сказал монах, протягивая ему бумажный пакетик. — Положи не одну, а две щепотки. Это усыпит ее, хотя бы ненадолго… Я купил тебе рыбы, и риса тоже. Правда, для двоих на четыре, а то и на пять дней этого недостаточно.

Пхра Джай опустил глаза, явно расстроенный тем, что не может оказать более существенной помощи двум погибшим душам.

— Через четыре дня ей должно стать лучше, — вздохнул человек в маске.

Прошедшие дни истощили его. Он еще надеялся спасти ее, рассеять ее кошмары. Вдохнуть в нее желание есть, а не умереть. Но этим ребенком владела такая сила… Его начинали пугать ее молодость, ее приступы, ее жалобы. Быть может, бесконечные.

— Я попытаюсь зайти через четыре дня и принести тебе другие травы, — прошептал монах, словно боясь разбудить львицу за дверью.

— Луанг Пи, я…

— Да, я знаю, иди. Возвращайся к ней. Я приду через четыре дня, — сказал Пхра Джай, вставая.

Обессиленный человек в маске остался сидеть, благодарно глядя на своего покровителя. Бонза с улыбкой кивнул ему, подхватил рукой край тоги и стал тихими шагами спускаться по мокрой, шаткой лестнице. Человек подождал, пока он уйдет, преисполняясь исходившим от Джая душевным покоем. Дождь снаружи прекратился. Сквозь многочисленные дыры в крыше падали капли и стучали о дерево.

Человек глубоко вздохнул. «Иди, а то заснешь здесь, и будешь лежать, как она тогда», — сказал он себе, с трудом поднялся и подошел к двери.

Девочка не шевелилась. Она по-прежнему сидела у окна с недовольным видом, съежившись, вся мокрая от пота. Она вцепилась в свои колени, изо всех сил борясь с притяжением пропасти. Человек в маске поставил стул у двери и молча сел на него, положив сумку монаха на колени. Они оставались в таком положении часа два, искоса наблюдая друг за другом, словно два привыкающих друг к другу животных. Потом он неожиданно встал и начал готовить суп на ужин. Когда он повернулся к наркоманке спиной, она не попыталась разобрать баррикаду и убежать. Она не охала, не умоляла ее отпустить, она просто неподвижно смотрела на него, изредка покачиваясь, чтобы успокоиться. Когда он принес ей дымящуюся миску, ожидая, что девочка швырнет ее ему в лицо или откажется от еды, она расцепила руки, распрямила колени и поставила суп себе на ноги. Затем без стонов, молча, съела всю тарелку, и впервые за все эти пять дней ее не вырвало.

Следующий день прошел спокойнее. Травы Пхра Джая оказали свое действие, девочка наконец заснула, дав возможность своему покровителю снять маску и подремать несколько часов. Лихорадка продолжала терзать девочку. Она резко будила ее, покрывала потом, заставляла стучать зубами, бросала в дрожь. Но что-то изменилось и в припадках. Когда девочка чувствовала, что человек приближается к ее исхудавшему телу, она не отшатывалась. Она не уползала, пытаясь отдалиться от того, кого оскорбляла бесчисленное количество раз. Она не кричала, прогоняя его. Напротив. Она пыталась взять его за руку. Ее пальцы искали по полу его ладонь и уже не оставляли ее. Она молча приникала к нему.

На седьмой день, ночью, когда человек готовил ужин, девочка впервые спросила его, не надо ли ему помочь, и он улыбнулся под своей маской. Она говорила тихим голосом, мягко, доверительно. Ей становилось лучше. Выздоровление приближалось.

— Нет, спасибо. Все уже почти готово, — сказал он.

— А почему ты в маске?

Человек вздрогнул. Он никак не ожидал, что она начнет спрашивать его о чем-то. До этой поры они обменялись всего несколькими словами. В ответ на жалобы звучали приказы. В ответ на оскорбления — угрозы. Между ними шла борьба не на жизнь, а на смерть. И вот жизнь победила, настоящая жизнь, та, в которой люди задают друг другу вопросы, чтобы получше познакомиться. Человек обернулся. Он отдал девочке одну из своих рубашек. Слишком широкий ворот открывал половину костлявого плеча. Девочка смотрела на него большими, широко открытыми черными глазами, полными детского любопытства, ее губы слегка кривились. Неужели она пытается ему улыбнуться?

— Как тебя зовут? — спросил он, поворачиваясь лицом к плите, чтобы спрятать глаза.

— Льом[30], — ответила она. — Моя мать так прозвала меня, потому что я все время играла со сквозняками, когда была маленькой. Ну а ты? Расскажи, почему ты носишь маску, скажи, как твое имя.

Человек не поворачивался, и молчание ответило вместо него.

— Как же мне тебя называть? Таади[31]. Да, Таади тебе очень подойдет.

Человек содрогнулся. Это новое имя напомнило ему о другом имени, которым его окрестили много лет назад, в одном солнечном месте. Водоворот красок, палитра оттенков, первозданные цвета… Тигр… Движение за спиной остановило волну воспоминаний и заставило его резко обернуться.

— Не бойся, я не убегу. Я просто хочу помыть руки перед ужином, — объяснила она, подходя к крану за ширмой, и добавила, уже невидимая: — Ужасно вкусно пахнет твоя стряпня, Таади.

Человек почувствовал, как краснеет под маской. Получить имя, услышать похвалу приготовленному кушанью… Все это привело его в растерянность.

— А после ужина можно пройтись немножко, правда? Подышать. Мы уже неделю сидим взаперти.

Человек в маске затрепетал. Пройтись. Прогуляться. Забытые понятия. Побродить по улицам, затеряться в городе, но не прятаться. Наполнить легкие кислородом, дышать всей грудью. Многие годы он выходил из дома и бежал, скрывая лицо.