— Открой.

— Ты серьёзно?!

— Вполне, — Дальский таинственно улыбается и я понимаю, что внутри что-то, что вряд ли мне понравится.

Но конверт всё-таки оказывается в моих руках.

— Сейчас меня интересует кое-что поинтереснее.

Конверт снова летит на пол, а я… Я сажусь на него как есть — в белье и босоножках, отказываясь портить такую ночь спорными сюрпризами.

— Оль, у тебя профдеформация, — констатирует он и широкие ладони поглаживающим движением спускаются от шеи вниз.

— Исключительно на твой счёт, — честно признаюсь я со стоном, выгибаясь.

— Это уже даже не смешно, — в голос Дальского возвращаются хриплые нотки.

— Согласна. — Я толкаю его на постель, впервые почти адекватно оглядывая всё это великолепие.

Всё, как я люблю. Сильная шея, широкие плечи, твёрдый живот, который напрягается, стоит мне легко провести по нему ногтями. Никаких страшных бодибилдерских кубиков, лишь намёк на них и я шалею, чувствую, как взгляд затягивает пеленой лёгкого «не в себе».

И всё это время под моими руками Дальский не шевелится и, кажется, почти не дышит, лишь пальцы на моих бёдрах сжимаются всё сильнее.

— Наигралась? — всё ещё насмешливо спрашивает он, хотя я вижу как напряжена каждая его мыщца, и выдыхаю:

— Нет.

— Вот и я нет.

Рывок. Не отрывая от меня взгляда, очень медленно, он по очереди стаскивает с меня босоножки. И передышка заканчивается, а вместе с ней и моё терпение. В памяти остаются лишь ногти, оставляющие царапины на его спине, стоны и то, что даже на самом пике удовольствия я так и не назвала его по имени.

— До вечера? — Дальский удерживает меня за руку, не давая выскочить из машины.

— Хорошо, — отзываюсь я, но и это не всё.

Долгий поцелуй заставляет подзабыть о том, куда я, собственно, собиралась. И я бы, может, была не против — вечером — но не тогда, когда из-за одного такого поцелуя одиночное умывание уже превратилось в совместный душ. Буквально час назад.

Наконец, я выхожу из машины и делаю вид, что это не я целовалась на парковке с постоянным гостем «Рейвы». Уже подходя к дверям, я чувствую внимательный взгляд и оборачиваюсь, сталкиваясь глазами с Крамелем. Кивнуть? Поздороваться? А смысл, если мы ещё десять раз столкнёмся на этаже.

— Вау! — Как назло Зара тоже приходит сегодня пораньше. До того, как я успеваю переодеться в джинсы. — Оль, да ты бомба!

— Ага, атомная, — вздыхаю я. О том, чтобы заехать домой и переодеться не было и речи, иначе вставать пришлось бы часа в четыре. Притом, что как раз в четыре мы только начали засыпать. — У тебя с собой карандаш для бровей и тушь?

— Да ладно тебе! — отмахивается Зара, но достаёт требуемое и проходит за свой стол. — Так ты выглядишь лет на пять моложе.

— И настолько же глупее, — фыркаю я, практически мгновенно возвращая себе ресницы и брови, и отдаю ей оружие массового поражения.

— Вчера что-то было, а я снова не в курсе? — как бы между прочим спрашивает Зара, включая компьютер.

— Я же не спрашиваю куда ты мчишься в обед и после работы, — насмешничаю я, плохо представляя как описать вчерашний вечер.

— Потому что ты итак это знаешь.

Мы быстро переодеваемся, вот только, собираясь вытащить из сумки телефон, я натыкаюсь на знакомый конверт. Белый и прилично помятый.

— Оль, ты чего? — удивляется Зара моему ступору и выглядывает из-за плеча.

— Сюрприз. — Я всё-таки беру конверт, задумчиво крутя его в руках. — Вчерашний.

— И что там? — поторапливает меня она.

— Понятия не имею. Хотя, подозреваю, что очередной аргумент в пользу серьёзного разговора. Очень серьёзного.

— Хочешь, я открою? — Конверт выскальзывает из моих рук и Зара с любопытством вертит его во все стороны. — Кольца там точно нет.

— С чего бы ему там быть? — нервный смешок вырывается против воли.

Мне только колец не хватает! Но в остальном она права — даже мне уже любопытно, что Дальский придумал на этот раз. Да и смысл тянуть, если вот конверт, лежит на моём столе и даже не кусается.

— Оль, — смеётся Зара, — на тебя посмотреть, так там должно быть, как минимум, уведомление о конфискации имущества.

Бросив на неё быстрый взгляд, я достаю сложенный вдвое лист, из которого на пол планирует что-то яркое и блестящее. Пока Зара поднимает нечто, я читаю единственную, выведенную знакомым резким почерком, фразу.

«Компенсация за пять лет сверхурочной работы».

— Знаешь, я ему уже сочувствую, — веселится она и протягивает мне подарочный сертификат.

С нарисованными пальмами, пляжем, прочерком в строке «Номинал» и «В любую точку мира» в строке назначения. Оборотная сторона сертификата девственно чиста, если не считать эмблемы известного в городе туроператора. Отпуск, значит?..

— Ты бы хоть выражение лица поменяла, — хмыкает Зара, глядя на меня. — А то люди зайдут — испугаются ещё. Подумают, что в архиве кровожадные маньяки работают… Они вон всё ещё после твоих отказов отходят.

А у меня нет слов, даже нецензурных. И это говорит о многом, но убивать взглядом всё равно пока некого и я выдыхаю, прикрыв глаза. Ладно, если не в обед, то вечером мы точно увидимся и у меня будет время высказаться.

Но Дальский оказывается умнее моих представлений о самом себе уже потому, что игнорирует телефонные звонки и не появляется, чтобы забрать меня с работы. В то время как я оказываюсь глупее и влюблённее, чем ожидала. Только в таком состоянии к десяти часам мне могло прийти в голову, что с ним что-то случилось.

На следующий день ситуация только обостряется, потому что никакого ответа на мои звонки по-прежнему нет. К счастью, приходится отвлечься, потому что Крамеля отправляет нас с Зарой на Большакова, где внезапно обнаруживается целый кабинет, под завязку набитый документами непонятного значения.

Мы убиваем два дня, чтобы убедиться, что из стоящего там только два личных дела, в отдалённом филиале оказавшихся каким-то мистическим образом, и ещё два дела, срок хранения которых нам так и не удаётся определить.

Уже вечером, лёжа на своём диване вверх ногами, я нервно дёргаю ступнёй, доведённая до ручки непривычным молчанием Дальского. На протяжении пяти лет я видела его практически ежедневно. Последние пару недель не только видела, но и щупала, и привыкла, что он всегда где-то рядом.

Возможно, мысли о том, что я ему банально наскучила, спасли бы ситуацию. Жаль только, что для них мне не хватало идиотизма и возраста. Было бы проще, будь я лет на семь моложе и на столько же наивнее, и не понимай, что скука — не совсем то чувство, которое испытывает ко мне Дальский.