Бедняков принимали не особенно охотно. Кроме того, практически все были мужчины. Мужчины и богачи, то есть, по сути, чванливые юнцы, которые только и делали, что похвалялись друг перед другом. Конечно, имелись и какие-то исключения, но за этими стенами большинство учеников походили на безмозглых манекенов. Пока они не оказывались на поле боя и не менялись раз и навсегда.

После пленения Дола история Идо просочилась в военную среду, поэтому его невзлюбили вдвойне: в прошлом он был врагом, в настоящем — гномом. Вместе с Парселом он быстро прошел по коридорам Академии, его негативные воспоминания об этом месте остались неизменными. Все, кого он встречал, подозрительно смотрели на него.

Парсел показал ему маленькую комнатку со спартанской обстановкой, которая должна стать его жилищем в течение последующих недель. Неяркий свет шел из единственного, очень высоко расположенного окошечка. Комната напомнила Идо ту камеру, в которую его заключили, когда он, отрекшись от Тиранно, внезапно был вызван в Совет. Идо чувствовал, что задыхается.

— Лучше у нас нет, — сухо сказал Парсел.

А гном подумал: «Однако здесь уютнее, чем в палатках, к которым я привык».

Они быстро обговорили, что им предстояло сделать. Затем Парсел назначил завтрашнюю встречу: они должны будут начать отбор учеников, и вышел.

Идо вспомнил вторую причину, по которой он ненавидел Академию. Тут раздался стук, и в дверь вошел, прихрамывая, Малерба.

Идо даже не мог заставить себя посмотреть на него. Он был в ужасе, когда впервые его увидел. Идо не знал истории этого существа, но достаточно было посмотреть на него, чтобы понять, что это — гном, которого подвергли пыткам. За его изувеченной внешностью Идо угадывал подобного себе, гнев душил Идо. Он думал о своем народе, доведенном до такого состояния, о лабораториях, полных гномов, которых использовали, как подопытных животных, во время опытов Тиранно. В течение двадцати лет, вместо того чтобы защищать свой народ, он содействовал планам Астера, помогал ему мучить себе подобных в тайниках башни Рока. Эта мысль была невыносимой, и настолько же невыносимым было общение с этим существом.

Когда Малерба увидел Идо, улыбнулся своим беззубым ртом. Может быть, его больной рассудок понял, что их что-то объединяет.

— Великий воин…

Идо отвернулся в другую сторону:

— Да, да, великий воин… Делай что должен и иди отсюда.

Он услышал смех Малербы, похожий на смех счастливого ребенка, и какие-то слова — бессмысленные, шелестящие. Затем это существо приблизилось к нему и начало гладить по руке.

— Я ждал тебя… хороший… хороший… доволен. Великий воин…

Идо отодвинулся. Он понимал, что это — жестоко, но близость Малербы была слишком мучительна для него.

— Хорошо, спасибо. Ну, иди, иди отсюда.

Гном вышел, пятясь, как рак, и не отрывая глаз от Идо, потом тихо закрыл дверь.

Идо смотрел на некрашеные стены комнаты, спартанское ложе, потом услышал неясный шум Макрата, раздававшийся за узким окном.

Да, начало хорошее…

Он приступил к работе на следующий день. Парсел лично пришел разбудить его рано утром.

— Я думал, что застану тебя на ногах. Чем раньше мы все это закончим, тем лучше, — сетующим голосом сказал учитель.

Началось плохо, а продолжалось еще хуже…

Идо оделся и быстро собрался. Он не стал тратить время на еду: это кислое утреннее замечание прогнало всякое чувство голода. Идо быстро вышел на стадион.

Парсел был уже на месте. Сквозь туман виднелись лица трехсот юношей, почти половина которых были студентами Академии. Все они были разного возраста и выглядели по-разному, у Идо возникло подозрение, что здесь собрались не молодые солдаты, завершающие курс обучения, а случайные ученики, взятые без всякого отбора.

— Их отбирал ты сам? — спросил он у Парсела.

Учитель покачал головой:

— Моих не более десятка, остальные были отобраны своими преподавателями.

Идо фыркнул. Предстояла долгая и утомительная работа.

Они разделили юношей и начали отбор. Надо было проверить, как те будут сражаться друг с другом, чтобы провести первоначальный отбор. Испытание каждого ученика длилось не менее получаса. Оба экзаменатора должны были действовать быстро, их работа парализовала нормальную деятельность Академии.

Вскоре по всему зданию поползли плохие слухи. Преподаватели были обеспокоены вмешательством в их работу, а многие ученики неохотно соглашались с решениями учителей.

Когда Идо не был занят отбором, он не выходил из своей комнаты. Тяжелая атмосфера его раздражала. В остальном его обязанности доставляли ему удовольствие. Мало того что поручение подтверждало уважение к нему со стороны Равена. Случившееся было еще и поводом для бесконечного беспокойства.

Что же касается его будущих учеников, они смотрели на Идо с досадой. Было ясно, что эти малоспособные ребята не испытывали к нему ни малейшего уважения.

Однако Идо попытался работать беспристрастно. Он наблюдал за учениками, старался не замечать комментариев и косых взглядов, даже давал какие-то советы, которые обычно принимались под недовольные перешептывания.

Когда он удалял кого-то, замечал взгляды, полные ненависти.

Любопытно, как все хотят быстрее взлететь, хотя никогда не сражались, и как робеют, едва вдохнув воздух битвы.

Из ста пятидесяти учеников, которых Идо проэкзаменовал в течение недели, осталось только шестьдесят. Парсел, напротив, отобрал сотню, но пока речь шла только о первом отборе. Последним испытанием должно было стать сражение с каждым из юношей, что и выявит их возможности.

После первого этапа отбора атмосфера в Академии стала еще более напряженной. Когда Идо шел по коридорам, оглядываясь, видел стайки ребят, вполголоса о чем-то говоривших. Гном устал от всех этих комментариев и обращенных на него высокомерных взглядов.

К Парселу относились совершенно иначе. Если и появлялся какой-то ученик, недовольный решением Парсела, вопрос решался в дружеской беседе, тогда как решения Идо каждый раз оспаривались.

Однако гном был не из тех, кто оставлял свои тревожные мысли при себе. От заноз он освобождался сразу.

Но однажды вечером ситуация изменилась к худшему.

Идо поглощал свой суп в столовой и старался не обращать внимания на привычные перешептывания вокруг себя. Он чувствовал, что, если бы начал прислушиваться, услышал бы только малоприятные разговоры, а он не собирался тратить время на ссоры. Гном хотел выполнить свою задачу и уйти отсюда. Тем не менее два ученика разговаривали слишком громко и совсем рядом с ним. Он помнил их: он проэкзаменовал их в первый же вечер. Один, худощавый юноша, с волосами белыми, как у альбиноса, не прошел последнего испытания.