Персиковые «кади».

Два впереди, один слева.

Снаряд Джорди, обтянутый плавками, жуткое влажное пятно, расползающееся по шву.

Он скользнул на пол. Приступ астмы — наполовину психический. Нельзя терять присутствия духа. Надо сказать себе: я продолжаю дышать.

— Что случилось? — заволновался Лев. Он поправил зеркало заднего вида, чтобы хорошенько рассмотреть скрюченного Владимира. Повернул к нему свою стофунтовую голову: — Что ты делаешь? Что за фигня?

Вдох, выдох, раз, два, три. Неверной рукой Владимир бросил Льву две сотенные бумажки.

— Разворачивайся, — прошептал он. — Произошла ошибка… Я не хочу в аэропорт… Они убьют меня.

Израильтянин молча смотрел на него. Застежка на его цветастой рубашке разошлась, и Владимир уткнулся взглядом в вогнутую грудь таксиста, которая почему-то наводила на мысль об инфаркте. Владимир швырнул ему еще сотенную. Потом еще.

— Черт! — зарычал Лев и ударил по рулю крепкой мужской рукой. — Черт, блин, твою мать.

Он проехал немного вперед, затем посигналил фарами поворот. Владимир чуть приподнялся и глянул на машину слева. Окно было опущено; мол одой человек с усами, насчитывавшими не более трех волосков, и ручейками пота на лбу кричал что-то в мобильник. Его спутник, с виду брат-близнец, щелкал чем-то, зажатым между ног. Владимир услыхал язык, напоминавший испанский. Нет, французский. Нет, одновременно испанский и французский. Владимир опять сполз вниз. Снова приподнялся, чтобы наскоро взглянуть в зеркало заднего вида. Прямо за ними ехал персиковый «кадиллак». И еще один. И еще. На каждой полосе, куда ни глянь, — персиковый «кадиллак». Они угодили в персиковое желе.

Лев продолжал перестраиваться вправо.

— Я таксист, — жалобно бубнил он. — Ничего не знаю. Машину взял напрокат. Двойное гражданство. Уже восемь лет здесь, и мне тут нравится.

Владимир прикрылся оказавшейся весьма кстати автомобильной картой Джорджии, валявшейся на полу. В таком положении он провел, вероятно, с час — обливаясь потом, вдыхая запах крови на верхней губе, погрузившись в мягкие внутренности Львовой «краун-виктории», как в кокон. Каждую секунду ему мерещилось, что он слышит щелчок либо имя Гиршкин, всплывшее в разноязыком разговоре в соседней машине. Перед глазами вставала пустая бездна, привидевшаяся во сне, но он не мог позволить себе заснуть. Не спи! Дыши! Думай о турбосамолете, скачущем по взлетной полосе, самолет все ближе и ближе… но второй пилот Рыбаков точно знал, что делает, бесстрашная ухмылка на его тыквообразном лице не оставляла сомнений: ее обладатель Не раз находил выход из безвыходных ситуаций.

Тем временем на земле Лев включил правый поворот, раздался умиротворяющий механический клекот — для Владимира он прозвучал позывными американской цивилизации. Автомобиль пробился на крайнюю правую полосу, затем выполз на развязку.

— Ого! — воскликнул Лев.

— Что случилось? — завопил Владимир.

Но, очевидно, то был боевой клич, снимавший напряжение, ибо в тот же момент таксист нажал на газ и машина с визгом полетела мимо самозваного «Блинного дворца», «Храма-курорта воскрешения душ в новом тысячелетии», магазина без вывески и в форме иглу, двух проселочных дорог, пятидесяти гектаров пахотной земли, пальмовой рощи, просторной парковки при чем-то под названием «Страдз».

У «Страдза» Лев и затормозил. Подвеска машины зловеще скрипнула, на что Владимир немедленно ответил кровянистым выдохом.

— Вылезай! — приказал Лев.

— Что? — прохрипел Владимир. — Я дал тебе четыреста долларов.

— Вон! Вон! Вон! Вон! — проорал Лев, сперва дважды на иврите и в заключение два раза на своем новом языке.

— Постой! — в полный голос заговорил Владимир (возмущение победило астму). — Мы же посреди… — Трудно было определить, посреди чего. — Что мне теперь делать? Довези меня по крайней мере до автовокзала. Или до Амтрака. Хотя нет… дай подумать. Просто поезжай на север.

Лев развернулся к заднему сиденью и сгреб в кулак Владимирову футболку. Его лицо — нос-обрубок с подвижными ноздрями, серые мешки под глазами, блестевшие от пота, — напомнило Владимиру отвратительную физиономию Джорди. И это человек одного с ним племени! Они говорят на одном языке, у них общий бог и задницы той же конфигурации. В такси наступила минута молчания, если не считать звука рвущейся футболки и пыхтенья Льва, явно подыскивавшего слова, которые поставили бы точку в их взаимоотношениях пассажира и водителя.

— Ладно, — опередил его Владимир, — я знаю, куда еду. У меня осталось девятьсот долларов. Вези меня в Нью-Йорк.

Лев подтянул Владимира к себе поближе, обдавая взмокшего пассажира запахом лука и тахини:

— Ты…

Далее должно было последовать ругательство, но Лев предпочел оборвать обличительную речь на стадии местоимения.

Он отпустил Владимира, повернулся к нему спиной и скрестил руки на руле. Засопел. Снял Руки с руля и забарабанил по нему пальцами. Выдернул золотую звезду Давида из волосатых глубин, скрывавшихся под рубашкой, и подержал ее между большим и указательным пальцами. Этот скромный ритуал, очевидно, направил его мысль.

— Десять тысяч, — произнес он. — Плюс обратный билет на поезд.

— Но у меня только девятьсот, — возразил Владимир, и вдруг солнечный зайчик сверкнул на его запястье. Ура! Он бросил «Ролекс» на колени Льву, часы с сочным, ободряющим звуком плюхнулись на мясистую ляжку таксиста.

Лев хорошенько встряхнул их и приложил к уху.

— Серийного номера на задней крышке нет, — вслух размышлял он. — Автоматический хронограф. — Он опять проконсультировался со звездой Давида. — Девятьсот долларов плюс «Ролекс» плюс пять тысяч, которые ты возьмешь в банкомате.

— На моей карточке всего три тысячи.

— Ох-ох-ох, — покачал головой Лев и, открыв дверцу, начал неуклюже вылезать из машины.

— Стой! Ты куда?

— Надо позвонить жене, объяснить ей, что да как. Она думает, что я завел подружку. — И, ссутулив плечи, втиснув обе ручищи в карманы шелковых брюк, таксист двинул в унылую пустыню «Страдза», заманивавшего скидками.

Все Восточное побережье Владимир проспал. Не то чтобы за время поездки ничего не происходило. Отрубившийся Владимир, бормотавший во сне детские слова (каша, Маша, баба), умудрился пропустить спустившую шину, лишенную настоящего азарта погоню, устроенную маломощным дорожным патрулем в Южной Каролине, вопли и бешеные прыжки Льва, когда дружелюбный южный зверек, вероятно бурундук, потерся о его ногу на стоянке в Вирджинии.

Двадцать часов беспробудного сна — вот во что вылилось путешествие Владимира на север.

Проснулся он в туннеле Линкольна и каким-то образом немедленно сообразил, где находится.

— Доброе утро, бандит, — проворчал израильтянин с переднего сиденья. — Здравствуй и прощай. Как только выедем из туннеля, я скажу тебе шалом.