— Нет, — согласился Владимир. — Не можешь.

И зачем он тратит время на болтовню с шестнадцатилетней девчонкой?

— Но, — продолжила Роберта, — в моих силах предоставить ему кое-что ничуть не хуже…

Дерево было рассохшимся и ободранным дубом, его корявые ветви укрывали в своей тени столь же битую жизнью родственницу — Скамейку. Дерево и Скамейка существовали нераздельно отныне и во веки веков в маленьком парке на задах научно-математической школы, где перед Владимиром и Баобабом регулярно ставили академическую задачу, после чего они, не сумев достойно с этой задачей справиться, удалялись на Скамейку под Деревом. Во время особенно душераздирающего кислотного кайфа Баобаб вырезал на Скамейке инициалы — свои и Мишеля Фуко, а ниже нацарапал в духе учениц начальной школы: ЛДН — «лучшие друзья навеки».

Владимир, скорбя по простоте того даром потраченного времени, нагнулся и с тоской провел пальцем по буквам, но тут же одернул себя: что за глупости!

Сзади просигналила машина.

Роберта высунулась из окошка такси, размахивая огромной соломенной шляпой.

— Садись! — крикнула она. — Баобаба выследили в Верхнем Манхэттене. Шевелись!

Они остановились у старого склада рядом с Голландским туннелем. Помещение с низкими потолками, щербатыми перилами, редкими полосками линолеума на полу, рисунком на дверях — эмблемой погрузочной компании, оставшейся от предыдущего арендатора и окончательно не соскобленной. Владимира усадили рядом с Робертой в глубине зала, за веревочным ограждением с табличкой «Места для гостей кандидатов на гражданство». Остальные «гости», все до одного потрясающие актеры и добрые друзья Роберты, как объяснили Владимиру, выглядели так, словно нарядились на свадьбу — исламабадскую или калькуттскую; количество тюрбанов и сари достигало критической массы. Во всяком случае, темных футболок и штанов в обтяжку — униформы молодых безработных лицедеев — не было и в помине.

Атмосфера царила праздничная. Статные мужчины и женщины клубились по залу, подбрасывали воздушные шарики, спорили о сортах кофе и о том, насколько радикально скажется переезд в Квинс на их круге общения.

— Любой из них что угодно сделает, лишь бы угодить в койку Ласло, — заметила Роберта, не выпуская из своей липкой ладошки руку Владимира.

Одета она была в мужской костюм в ёлочку и прозрачную белую рубашку поверх черного лифчика сложной конструкции, призванной выпятить и увеличить ее тощую грудь. Волосы перехвачены на затылке шелковой ленточкой, впалые щеки нарумянены. Никто бы не дал Роберте шестнадцати лет, если бы она не открывала рот, демонстрируя железные скобки.

— Я, — сообщила она Владимиру, указывая на ярлычок с именем, пришпиленный к ее груди, — Катерина Нихольтц-Прага, потомок древнего австрийского рода и жена итальянского промышленника Альберто Праги. Эл принимает сегодня гражданство, но исключительно по деловым соображениям, как ты понимаешь. Сердце его в Тоскане, где у него имеется оливковая ферма, два арабских скакуна и мамма.

— Помоги нам Господи, — сказал Владимир. Он сидел сгорбившийся, небритый, в широченном спортивном пиджаке, одолженном Робертой ради такого случая. Утром в номере паршивой придорожной гостиницы, который ему удалось снять на последние пятьдесят долларов, Владимир попытался побриться, но обнаружил, что не состоянии ни унять дрожь в руках, ни держать неподвижно голову.

Из гардеробной вышел Ласло — длинный, худой джентльмен в судейской мантии, едва прикрывавшей зад, этакая судейская мини-юбка. Клочья нечесаных седых волос стояли дыбом, напоминая сдвинутую набок корону.

— Вы и есть клиент? — обратился он к Владимиру на удивительно чистом английском. Должно быть, венгерский акцент он отскребал железной мочалкой с таким усердием, что уже и «паприка» произнести не сможет.

— Да, я, — ответил Владимир. — Как там наш подопечный?

— Он чувствует себя прекрасно, на все сто. Сейчас он в гардеробной, знакомится с другими, так сказать, гражданами. — Ласло согнулся пополам, дабы оказаться на одном уровне с Владимиром, и положил руки ему на плечи.

Владимир вздрогнул, жест Ласло живо напомнил ему недавние события.

— Итак, — объяснял венгр, — это наша стандартная «Фальшивая церемония натурализации», или ФЦН, как принято выражаться в нашем бизнесе. В год мы проводим две-три церемонии, а также парочку мероприятий «люкс» — то же самое, только на яхте и с проститутками. — И тут Ласло подмигнул, выгнув внушительную бровь.

Роберта тоже подмигнула, и подавленный переживаниями Владимир последовал их примеру, быстро-быстро моргнув несколько раз подряд.

— Роберта говорила, что три тысячи я могу выслать вам из Правы, — произнес Владимир.

— Да, плюс, как у нас полагается при ФЦН, особая стопроцентная надбавка за срочность исполнения заказа. Согласно договору!

— Понятно, — сказал Владимир. — Шесть тысяч.

Однако венгры неплохо адаптируются к свободному рынку. Придется занять денег у сына мистера Рыбакова. Но все равно, хорошо, что Роберта все устроила молниеносно.

— Верно, — подтвердил Ласло. — Гости, займите свои места!

Толпа липовых зимбабвийцев, эквадорцев и прочего люда бросилась к складным стульям, толкаясь и хихикая. Поднявшись на самодельную сцену; Ласло занял место за кафедрой, сооруженной из картонных коробок, ловко задрапированных американским флагом. Позади Ласло висел красочный герб с надписью «Министерство юстицыи» — еще одна блестящая имитация, если не принимать во внимание орфографическую ошибку и несколько испуганное выражение глаз у американского орла.

— А теперь поприветствуем кандидатов на натурализацию! — взревел Ласло в переносной микрофон.

Гостевой сектор аплодировал, когда кандидаты гуськом входили в зал: еврейки и белые американки с густым макияжем и вычурными прическами, украшенными листьями винограда и мяты; светловолосые кудрявые мужчины с физиономиями парней из американской глубинки, одетые так, словно они сбежали со съемок «Человека из Ламанчи», и прочие персонажи в том же роде.

Появился Рыбаков на костылях. На нем был темно-синий двубортный костюм, тщательно скроенный, дабы максимально скрыть торчащий живот. Ряды красно-желтых медалей покрывали изрядную часть его груди, однако он повязал щегольский звездно-полосатый галстук с целью подчеркнуть перемену верноподданства. Он улыбался самому себе, глядя в пол и стараясь не отставать от завернутой в кимоно женщины, шествовавшей впереди.

Владимир не сдержался. Завидев Рыбакова, он вскочил, громче всех захлопал в ладоши и крикнул по-русски:

— Ура! Ура, Александр!

Роберта дернула его за пиджак, намекая на опасность перевозбудить Рыбакова, но моряк лишь робко улыбнулся своему другу, после чего занял место под гигантской растяжкой, гласившей: «Поздравляем новых американцев». С целью избежать повторения инцидента с арабом Рыбакова усадили между итальянским промышленником Альберто Прагой и парнем кавказской внешности. Правда, впереди старика восседала «женщина из Ганы» с огромной соломенной корзиной фруктов на голове, вероятно загораживая Рыбакову сцену. Явный недосмотр.