лакомство Ливии. Несмотря на то что была суббота, машин было мало, и дорога заняла не очень много времени. Когда около восьми часов Кирби добрался до маминого дома, занавески в окнах все еще были задернуты. Возможно, она решила поваляться в постели: если она плохо себя чувствовала, в этом не было ничего необычного, хотя он не припоминал, чтобы его мать хоть раз вставала позже семи часов. Она была энергичной и жизнерадостной даже после тяжелой ночи с вином и «Брисколой».

Кирби взял коробку с чизкейком и запер машину. Снег на подъездной дорожке все еще был нетронут после снегопада прошлой ночью, и детектив мысленно отметил, что перед отъездом нужно почистить дорожку. Подойдя к входной двери, он позвонил и стал ждать. Растения в саду перед домом были срезаны. Обычно мама оставляла головки с семенами: ей нравилось, как ранним утром они покрывались инеем. Он снова позвонил в дверь. Возможно, Ливия была в душе – она не могла услышать звонок оттуда. Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он услышал шум за дверью.

– Мама, это я, – сказал он.

– Лью?

– Да. Ну же, впусти меня, я тут замерзаю.

Он услышал, как она снимает цепочку и открывает врезной замок.

– Подожди, – донеслись до него слова матери, и дверь слегка приоткрылась. – Досчитай до пяти, потом заходи и закрой дверь.

Это еще что такое? Для игр было слишком рано, но он сделал, как велели, подождал пять секунд и вошел, закрыв за собой дверь.

– Мам, ты в порядке?

Ливия была в халате, она стояла в конце коридора, в дверном проеме, ведущем на кухню.

– Все в порядке, просто не хотела запускать холод в дом.

– Понятно, – произнес Кирби, который совсем ничего не понимал. – Я хотел тебя удивить. Принес твой любимый завтрак, – он поднял пакет с выпечкой. – Просто у меня сейчас новое дело, и я здесь совсем не… – он замолк. – Мам, ты уверена, что все в порядке? – он сделал шаг вперед.

– Остановись! – почти что крикнула она. – Сними ботинки!

– Ладно… – детектив сделал, как она просила. Сняв ботинки и подойдя к матери, он поцеловал ее в обе щеки. Кейт была права: мама похудела, ее плечи под халатом показались ему костлявыми.

– Ты замерз, Лью. Заходи и согрейся, – произнесла она, проводив его на кухню, прежде чем ему удалось хорошенько ее рассмотреть.

Первое, что он заметил, – что жалюзи закрыты, второе – бардак на кухне. Кирби поставил чизкейк на стол и начал открывать жалюзи, но стоявшая позади него мать закричала на него:

– Нет! Пусть будут закрыты!

Кирби развернулся и уставился на нее.

– Что не так? Что происходит?

– Происходит? Ничего не происходит. Просто… просто… не хочу видеть улицу… – Она подошла к раковине, ударившись о край кухонного стола. – Ай!

– Ты в порядке?

– Ага, просто неуклюжая. – Мать взяла чайник и начала наполнять его водой. – Давай приготовлю кофе, как ты любишь. Ты принес чизкейк?

– Конечно. Мы уже вечность не завтракали вместе, я не видел тебя несколько недель… – Он снова оглядел кухню. Возможно, все не так уж плохо, как ему показалось вначале. Тут царил беспорядок, поскольку на столешнице много чего стояло, но, судя по всему, здесь все-таки было чисто. – Убиралась? – спросил он.

– Что? А, это, – ответила мама, включая чайник. – Я вычищала шкафы. У меня завелись мыши, они везде нагадили.

– Нужно было поставить мышеловки, – сказал Кирби, открывая шкаф.

– Ненавижу мышеловки, ты же знаешь. Терпеть не могу этот щелкающий звук, с которым они захлопываются.

Детектив начал убирать тарелки со стола обратно в шкаф, наблюдая за мамой краем глаза. Она выглядела уставшей, хуже того – старой. Ливия никогда не выглядела старой, и эта мысль шокировала его. Кирби гадал, как следует приступить к разговору о том, что сказал отец. Вдруг она громко выругалась.

– Merda![18]

Он развернулся и увидел, что она пролила горячую воду на стол, промазав мимо кофейника.

– Ну вот, смотри, что я наделала, – произнесла она.

– Все в порядке, мама, давай я, – он взял тряпку и вытер воду. – Иди садись, ты кажешься усталой.

Он закончил готовить кофе и поставил греться молоко. Кирби украдкой кидал взгляды на мать, когда ему казалось, что она смотрит на него. Но переживать из-за этого не стоило: она выглядела рассеянной и ничего не замечала.

– Как твоя новая девушка, Изабелла? Мы с тобой уже вечность не разговаривали, – зевнула она.

– С Изабель все прекрасно, спасибо. Но ведь мы с тобой говорили несколько дней назад, не помнишь? Тут была Кейт, она ответила на звонок.

– Кейт? – мама сразу же смутилась. – А, та Кейт. Да, она заглядывала, но это было несколько недель назад. Перестань менять тему разговора: когда я уже встречусь с ней, с твоей Изабель? Возможно, когда весь этот снег исчезнет, мы все можем пойти… э-э-э, ну, ты знаешь – porca miseria![19] – выругалась она, в раздражении размахивая рукой.

– В «Альфредо». Посмотрим. Мы еще недавно встречаемся.

«Альфредо» был маленьким семейным итальянским ресторанчиком, где отлично готовили, хотя Кирби не был уверен, что хочет сейчас знакомить маму с Изабель. Он налил кофе и положил каждому на тарелку по кусочку чизкейка, а потом присел напротив мамы.

– Я говорил с папой, – заметил он, засовывая в рот чизкейк. – Он сказал, что тебе нужно о чем-то мне рассказать, – произнося это, он смотрел на маму, но та избегала встречаться с ним взглядом. – Мама, что происходит? – он потянулся и взял ее за руку; ее маленькая рука была холодной. Под глазами у мамы залегли темные круги. Сомнений не оставалось: она плохо себя чувствовала.

– Мы всегда можем сходить в другой ресторан, – сказала Ливия. – Если не хочешь в «Альфредо».

Кирби опустил голову и уставился на чашку с кофе.

– Просто скажи мне, мам, пожалуйста, – он сжал ее руку. – Я вижу, что что-то не так. Вся эта проблема со снегом, ты похудела, не спишь. В чем дело?

– Не понимаю, о чем ты.

– Это рак? – прошептал он.

– Откуда у тебя такие мысли? – Ливия высвободила руку и принялась тыкать ложкой в чизкейк.

– Папа знает, но не говорит мне. Недавно он был груб с Мередит, так что он тоже встревожен, что бы это ни было… – Он снова взглянул на маму, которая теперь пристально смотрела на него.

– Это не рак, – сказала она. – И вообще не касается твоего отца. Он не должен был ничего тебе говорить.

– Он рассказал только потому, что беспокоился.

– Что ж, не нужно было. И тебе не нужно волноваться, – она глотнула