Я еще раз огляделся по сторонам — Криминале отсутствовал. Тогда, собрав в кулак все свое мужество, я подошел к профессору Монце. «Что стряслось с Криминале?» — спросил я. «Прего, не нада даже упоминатти при мне об этот человекко, — мрачно ответствовал профессор. — Слуги ищут его и тутто и таммо. Сегодня он должен говоритти большой спиччи. Он как примадонна. И миссис Маньо тоже б пропалья. Надеюсь, ее плано не поменяцца. А сейчас скузи, я буду делать объявлементи. Ахтунг, прего! — Монца вскочил на стул и хлопнул в ладоши; гул немного поутих. — Чрезвычайное объявлементо! Оба наши почетных гостья куда-то запропастицца, а шеф-повар больше ждатти не желатто. Пора начинатти ла трапеза! У двери висит плано, где написано, кто где сидитти. Итак, начинаем наш банкетта!»

Все — и великие писатели, и видные политики — ринулись вперед. Несколько минут не совсем приличного замешательства, неизбежного, когда сто человек пытаются протиснуться к маленькому листку бумаги, — и благонравие восторжествовало, гости чинно прошествовали в величественную обеденную залу и расселись по местам. Банкет начинался.

Знаменательный момент настал. Я сидел в прославленном зале Липпо Липпи не менее прославленной виллы Бароло и вкушал трапезу бок о бок с великими. Убранство столовой уже зашкаливало за пределы совершенства: скатерти камчатного полотна, посуда из чистого серебра, венецианское стекло, вспыхивавшее бликами почти столь же ослепительными, как незабвенный костюм отсутствующего Басло Криминале. Я обследовал сопредельные территории. Справа сидела уже знакомая мне японская дама (нагрудная карточка извещала: Тиэко Макэсума, Токио), экономический советник правительства Кайфу. Слева я обнаружил темноволосую немку в ослепительном брючном костюме черной кожи (Козима Брукнер, Брюссель). Сначала я попробовал вступить в контакт с мисс Макэсума, но она лишь изящно подносила пальчик к губам и целомудренно улыбалась. Я вспомнил, что дама незнакома с английским, и перенес свое внимание на левый фланг.

«Как доехали? Нормально?» — для начала спросил я. «Nein, это был кошмар, — ответила Козима Брукнер. — Фы тоже из этих, из писателей?» «Я журналист. А вы что, писательница?» «Я работаю в ЕЭС. Отдел, который насывается «Говяжья гора». «Должно быть, очень интересная работа... А как вам нравится вилла?» «Битте?» «Я спрашиваю, нравится ли вам вилла?» «Не знаю. — Фрау Брукнер задумалась. — Фозможно». «Хороший вид из окна?» «Вид? Куда вид?» «Ну из окна вашего номера. У вас хороший номер?» «Так себе. А почему фы задаете мне все эти вопросы?» «Просто так, разговор поддержать...». «Ja-ja, поддержать разговор, понятно». Козима Брукнер отвернулась от меня и потыкала вилкой своего соседа слева, очевидно желая с ним о чем-то побеседовать.

Но не у меня одного были сложности со светским общением. Илдико Хази, угодившая на противоположный конец длинного стола, оказалась зажата между угрюмым американцем и угрюмым скандинавом. Из своего заточения она то и дело строила мне гримасы одна свирепее другой. Но наши с ней безуспешные попытки навести мосты между литературой и политикой были ничто по сравнению со страданиями профессора Монцы. Несчастный организатор конгресса сидел у главного стола в прискорбном одиночестве: два пустых стула (Криминале и Сепульхра) с одной стороны, один пустой стул (наша падрона Валерия Маньо) — с другой. Самолет падроны, судя по всему, так и не прилетел. К профессору ежеминутно подбегали слуги, шептали на ухо что-то срочное, но Монца лишь раздраженно отмахивался.

А тем временем гостей потчевали восхитительнейшими яствами, поили изысканнейшими винами. И все же чувствовалось, что надвигается катастрофа. Уже все присутствующие должным образом оценили пустынность главного стола, и отсутствие основных действующих лиц начинало действовать на зал подавляюще. Все разговоры, да и само собрание как бы лишились смысла. Мы были как оркестр на фортепьянном концерте — сидим, играем, а партию фортепьяно исполнять некому, солист не явился.

Тем не менее мы благополучно справились с божественным огуречным супом и уже приступали к умопомрачительной пармской ветчине с ломтиками дыни, когда от дверей донеслись какие-то непонятные звуки. Оглянувшись, я увидел там Сепульхру: царственно вскинутая голова, необъятное кимоно до пола; из-за плеча императрицы выглядывал куда менее внушительный Криминале. К ним бросился дворецкий и немедленно сопроводил к почетному столу. «Как, вы начали без нас?! — довольно громко сказала Сепульхра «Заставлятти ждатти сто человекко! — кудахтал Монца. — Где вы пропадальи?>> «Басло работал», — пророкотала Сепульхра. «Да, надо было набросать одну статейку», — извиняющимся тоном произнес Криминале усаживаясь. Позднее выяснилось, что классика отыскала мисс Белли — он сидел в неосвещенной беседке на берегу озера и слушал на плейере кассету с записью книги Кьеркегора «Или — или».

С появлением Криминале зал чудесным образом преобразился. Лицо Монцы засияло от облегчения и удовольствия, и это блаженное состояние тут же передалось всем присутствующим. Атмосфера разрядилась, великие писатели снизошли до политиков, а выдающиеся политики снизошли до литераторов. Козима Брукнер внезапно утратила интерес к своему соседу слева, резко повернулась в мою сторону и на сей раз ткнула вилкой уже меня. «А фы?» — спросила она. «Что я?» «Фы доехали нормально?» «Вполне». «И фы работаете в газете, так? В какой газете?» Я сдуру ответил, как называлась моя бывшая газета, и тут же попался. «Этой газеты больше не существует, — заявила немка. — Уж я-то снаю, ведь я работаю в штаб-квартире Европейского экономического сообщества. Мы в Брюсселе снаем обо всем». «Знаете, так помалкивайте, — сменил я тактику. — На самом деле газета — прикрытие для более серьезного проекта». «Аха, так фы тут нелегально? Очень интересно. Мы будем говорить немного позднее». Я в тревоге посмотрел на Илдико. Та скорчила мне очередную гримасу и ласково улыбнулась соседу.

Ужин шел своим чередом. После неописуемо вкусных спагетти подали неописуемо вкусные торты, ну а вина были сущий нектар. Когда же опустевшие тарелки были убраны, Монца встал и, весь лучась счастьем, позвенел ножом о бокал. Обернувшись к именитому соседу, профессор объявил: «Баста! Больше я ничего не говоритти. Я хочу вам представлятти главный гостьо, которого все вы, нет, все мы так долго ожидальи. Это грандиссимо мыслитель эпока постмодернизмо дотторе Басло Криминале. Он и будет отправлятти наш конгрессе в плаванье. Я попросил дотторе сказатти несколько слов о нашей тема генерале, о взаимоотношенья литература и политика на наша мольто аллегро меняющаяся планета». По залу прокатилась некая волна, и Басло Криминале поднялся, почему-то держа в руке сильно потрепанный журнал.

Когда участники международного форума после долгого путешествия наконец достигли пункта назначения, хорошо выпили и славно закусили на церемонии открытия, приятно расслабились, им хочется услышать вдумчивое, проникновенное слово, которое ободрит и увлечет вперед, в самую гущу многотрудной и благородной работы, пусть даже каждый отлично понимает при этом, что никакой работы на форуме не предвидится. Полагаю, что Криминале понимал эту потребность не хуже меня, но решил ею пренебречь. Прочитав гору речей и докладов выдающегося философа, я знал, что он обожает гладить против шерстки. Именно этот прием Криминале и применил.