– Этой ночью, Элизабет, тебя ждет большой «трах». Но одно дело, если ты пройдешь посвящение и подаришь себя, как и другие прошедшие обряд женщины, нашим «братьям»… И совсем по-другому к тебе будут относиться – как к обычной шлюхе, если что-то сложится не так, как надо. В первом случае ты станешь одной из нас, составной частью Знания и Силы. В другом случае тебя вышвырнут обратно в этот дерьмовый мир, ты забудешь обо всем, что видела и слышала здесь, ты сама станешь куском дерьма, и тебе после этого уже больше не удастся войти во врата нашей незримой Новой Церкви…

Дальнейшие события стали развиваться по довольно неожиданному сценарию, который вряд ли устроил Полански, некоего Кадоша, а также тех неизвестных журналистке лиц, которые хотели бы видеть ее в числе «посвященных».

Элизабет Колхауэр не прошла даже первого этапа обряда посвящения и, следовательно, не стала составной частью Знания и Силы, что бы ни подразумевали под этими понятиями адепты Новой церкви.

Посередине помещения, где ближе к полуночи началась «черная месса», стоял стол. На нем, укрытое куском белоснежной ткани, лежало нечто, вернее, лежал некто – под складками ткани отчетливо были видны очертания человеческой фигуры. Кадош, одетый в черный плащ с металлическим блеском, – его лицо скрывала маска, сделанная из золота, – взял за руку неофитку, а в роли таковой выступала Колхауэр, и подвел ее к жертвенному столу. Когда он сдернул покрывало, Элизабет увидела, что под ним лежит молодая обнаженная девушка, внешне чем-то похожая на нее саму. Определенно, она была жива, под ключицей у нее пульсировала жилка, ее веки трепетали, как крылья бабочки. По-видимому, девушка находилась в трансе и не понимала, ни где она находится, ни какая участь ей здесь грозит.

Слова, которые произносил Кадош, были тягучими, тяжелыми, обжигающе горячими, как расплавленное золото, из которого была сделана его жуткая маска. Произнеся ритуальные заклинания, он вручил неофитке длинный, почти полуметровый нож, чье отблескивающе синевой лезвие было испещрено кабаллистическими знаками, а сам, не издав больше ни звука, перешел на другую сторону жертвенного стола.

Рукоятка была горячей и липкой на ощупь, словно испачкана в крови. Ладонь Колхауэр неожиданно разжалась, жертвенный тесак с неприятным костяным звуком упал на пол. В следующее мгновение ее вырвало. Причем ее не просто рвало, ее буквально вывернуло наизнанку, так что она перепачкала все вокруг: и свой плащ, и пол, на котором валялся драгоценный клинок, и даже саму уготовленную на заклание жертву…

Короче, она подпортила этим сволочам их бесовской праздник, разрушив магическую атмосферу таинства.

– Немедленно уберите ее отсюда! – глухо прозвучало из-под золотой маски. – Отведите ее к младшим братьям, а затем, когда они насытятся ею сполна, вышвырните ее вон за пределы нашего круга!

В сумрачном зале, где происходило действо, появился уже знакомый Элизабет мулат. Он подхватил ее на руки и отнес в выделенную хозяевами ей и Полански комнату. Потом произошло нечто странное. Вместо того чтобы позвать своих дружков или же самому накинуться на бедную молодую женщину, у которой не было даже малейших сил Для сопротивления, он, этот бритоголовый мулат, вдруг наклонился к самому ее уху и прошептал примерно следующее:

– Вам здесь не место, миссис Колхауэр! Сейчас за вами подъедет кто-то из наших общих друзей… Я выведу вас отсюда, потому что оставаться вам здесь больше нельзя.

Звонкая трель, неожиданно разнесшаяся по гостиной, заставила Колхауэр испуганно вздрогнуть. Воспоминания об этом странном приключении, которое она пережила в сентябрьские дни, тут же улетучились куда-то, уступив место сегодняшним заботам.

Вначале она подумала, что звонят в дверь, но потом сообразила, что это ожил телефонный аппарат, вернее, телефакс, который стоит на столе рядом с почти плоским «навороченным» монитором компьютера. Кто бы это мог звонить? Автоответчик был отключен, поэтому она могла лишь теряться в догадках.

Возможно, кто-то попросту ошибся номером. Но кто бы это ни был, трубку она все равно снимать не станет.

Где-то на четвертом или пятом по счету прозвоне с ней стали происходить довольно странные вещи.

Она стала вдруг видеть прямо перед собой некую стеклянную перегородку. Сквозь нее почти ничего не было видно, потому что она не была прозрачной: как будто кто-то подзакоптил ее; так дети мажут сажей стеклышко, чтобы затем можно было через него безбоязненно смотреть на солнце. Можно было разобрать человеческий силуэт, видимый до пояса, но подробности были неразличимы.

Элизабет испуганно охнула. Ей показалось, что этот силуэт принадлежит Кадошу, потому что в этом изображении смутно угадывался и надвинутый на брови остроконечный балахон, и слабое мерцание золотой маски.

– К-кто вы? – прошептала Элизабет одними губами. – Как вы здесь… Как это все понимать?

До ее слуха дошла серия приглушенных звуков, лишь отдаленно напоминающих человеческую речь.

– Я тот, кто идет в Огне, – скорее угадала, чем услышала она. – Ну нет, так дело не пойдет… Совсем дрянной канал! Ожидайте, мы изыщем другую возможность вручить вам послание…

Колхауэр резко тряхнула головой, раз и другой. Что за дурацкое наваждение? Чур меня, чур…

Видение, так напугавшее ее, и вправду тут же рассеялось, исчезло без следа, хотя какое-то время в ее ушах еще слышался тонкий комариный звон…

– Поздравляю тебя, подруга, – мрачно пробормотала под нос Элизабет. – Ко всем прочим несчастьям у тебя еще и «глюки» начались.

Хотя голова у нее после этого странного происшествия нисколечки не болела, она ради профилактики приняла таблетку аспирина. Определенно, с ее мозгами что-то не так. Похоже, что Ховард был прав, и в те сентябрьские дни, когда ее угораздило присутствовать на одном из тайных мероприятий Новой Церкви, ее попотчевали такой крутой вещицей, как наркотик «джанк».

Зябко обхватив себя за плечи, Колхауэр надолго застыла в такой позе.

Она подумала вот о чем. Если руководство газеты пронюхает, что у Колхауэр появились проблемы в смысле употребления наркотиков, то для нее это может плохо кончиться. Поди-ка докажи, что тебя накачали наркотой против собственной воли и что на саму «черную мессу» тебя завлекли буквально обманным путем… Если хоть что-то из этого просочится, то не исключено, что ее попытаются потихоньку, без шумного скандала, выставить вон из респектабельной «Лос-Анджелес таймс», где в роли ведущих журналистов владельцы издания хотят видеть добропорядочных граждан, а не психов у которых в голове периодически раздаются чьи-то голоса…

Кстати, если уж пошла речь о руководстве… Вчера, когда она заявилась в кабинет главного, с целью устроить капитальнейшую разборку, выяснилось, что в гостях у Донована находится некий Эндрю Сатер, представившийся экспертом… нет, кажется, консультантом некоего учреждения.

Этот Сатер определенно ей кого-то напоминал… Но в то же время она не знала, ни кто он такой, ни причин, по которым он вдруг ею заинтересовался. Попытаться, что ли, самой «пробить» личность этого Сатера?