Бог пришел и выяснил, что Он нам не нужен; вместо того чтобы поклониться Ему, мы подвесили Его на кресте. – Владимир Николаевич старательно выделял любое упоминание о Боге, словно писал с большой буквы. – Тогда Он бросил нас. Ушел, оглушительно хлопнув дверью. Египтяне знали, что именно так и произойдет, еще когда строили пирамиды. Поэтому столь серьезно относились к смерти. Все их желание – остаться там, по ту сторону, в царстве Мертвых, которые сейчас куда более живые, чем мы. Более всего они боялись колеса сансары, возвращения на землю, когда земли – настоящей, а не иллюзорной – уже не будет…

Строго говоря, мы не нравились Богу с самого начала. Помните все эти потопы, гибель Содома и Гоморры, рать фараонову, утонувшую в Чермном море? Эти размахивания космическим кулаком: Аз есмь Бог гневливый и ревнивый! Откуда же Он знал, создавая нас, что мы по прямым дорожкам не ходим, нам бы все на сторону, к древу Познания…

А может быть, и не создавал Он нас. Может, человечество – побочный продукт какого-то из Его предприятий. Больше того – инфузории, самозародившиеся в куче отходов. Навозные жуки. Тараканы…

Вот послушайте! Один святой человек рассказал мне притчу про тараканов. Думаю, он сам до конца не понял, насколько это про нас. На кухне живут тараканы. Они знают, что у квартиры имеется хозяин. Он чудовищно огромен и могуч, его не увидеть всего слабым тараканьим зрением, а его сила настолько велика, что тараканы говорят о ней с нескрываемым ужасом. Хозяин – существо властное и совершенно непредсказуемое. Он может исчезнуть на многие дни, а потом появиться и устроить настоящий геноцид своему кухонному народцу. В ход идут яды, газовые атаки, тапки, тряпки. Затем все вдруг неожиданно затихает…

С другой стороны, хозяин необычайно богат и щедр. Он регулярно оставляет крошки на полу и на столе. А в его тайных закромах, путь к которым знают отчаянно смелые разведчики, находятся богатства, которые обеспечивают жизнь тараканьего племени на многие поколения. И если хозяин в сносном настроении, то кухонный народец должен следовать всего лишь нескольким простым заповедям – например, не появляться на столе при свете (хозяина отчего-то это очень злит)…

Представьте, что среди тараканов появились пророки, которые объявили себя жрецами Великого Бога – хозяина квартиры. Сочинили мораль, места поклонения, изготовили его изображения – естественно, в виде огромного таракана. И даже не могут помыслить, что тому нет дела ни до их восторгов, ни до их храмов. Он просто занят какими-то своими делами и ему не хватает времени, чтобы полностью вытравить тараканов из своего жилища. Он – существо другого рода, и к тараканам не испытывает ничего кроме отвращения. Вот вам и ветхозаветный Бог!..

Понимаю, что картину нарисовал совершенно мрачную. Наверное, сгустил краски. В любом случае, всех нас накрыли. Прихлопнули пыльной тряпкой. Как только Христос сказал: «Совершилось!»…

Чтобы понять, что наш мир иллюзорен, достаточно покурить травку. Знаете, почему движение хиппи так быстро сошло на нет? По той причине, что слишком многие поняли истину. И постарались сбежать от нее. Сложно жить, зная, что не живешь. – По лицу Владимира Николаевича пробежала судорога. – Легче не знать этого. Так на смену хиппи пришли яппи. Яппи – спасение для человечества. Непросвещенные и жизнерадостные люди. Сейчас именно они спасают мир от окончательного распада и гибели…

Если бы вы знали, сколько раз уже открывали, что наша реальность иллюзорна. Катары, богомилы, тамплиеры, масоны. Подпольное движение, всякий раз появляющееся на свет под новой маской. Энтузиасты, уверенные, что есть еще какие-то лазейки к Богу, что до Неба можно достучаться. Пророки иллюзорного Спасения. Они рвутся рассказать о своем открытии всем, совершенно не думая об ответственности. Ведь за ними пойдут многие – а погибнут все. Пока Церковь была в силе, справляться с ними было несложно. Но сейчас дела идут все труднее…

Таких свидетельств, как в церкви вашего отца, по миру и в России много. Кое-что уже… убрали с глаз. Почему не уничтожено остальное? А потому, что на это смотрят и не видят. Если бы начали палить все подряд, это вызвало бы подозрения. Убирается с глаз только то, что выглядит уж слишком вызывающе… Пугающе…

Словно очнувшись, Владимир Николаевич пристально взглянул на Матвея и залпом выпил остывший кофе.

– Похоже, я заговорился, – бодро произнес он.

– Было очень интересно, – осторожно сказал Матвей. – Догадываюсь, вы все знаете о тех, кто хочет обменять фотографии на Варю.

– Работа такая, – Владимир Николаевич опять становился вальяжным. – Но не стану скрывать, иногда приходится заниматься очень поучительными делами. После таких дел понимаешь мир значительно глубже. Не правда ли?

Взгляд Владимира Николаевича неожиданно стал пронзительным. Такой обычно «включают» на допросе, когда нужно дожать уже становящегося податливым подозреваемого.

Матвей сделал вид, что он с трудом выдержал этот взгляд. Изобразив на лице замешательство, он спросил:

– А вы сами не разделяете те же взгляды, что и… «клуб по интересам»?

– А уж это – мое дело. Всему свой черед. Время, чтобы слушать, и время, чтобы понимать.

Произнеся еще пару не менее глубокомысленных фраз, Владимир Николаевич поднялся:

– А нам время расставаться, Матвей Иванович. Наступает важный вечер. Я буду неподалеку, так что не волнуйтесь. Но оставайтесь начеку. Посмотрим, не приготовили ли похитители какого сюрприза.

* * *

Последние дни Матвей заставлял себя не думать о Варе. Но по ночам сила воли не работала. Вот и в ночь перед поездкой в Питер девушка приснилась ему, и просыпаться было больно. Оставалось лишь утешать себя мыслью о том, что сегодня все разъяснится. Все должно разъясниться.

Постепенно Матвея охватывало нетерпение. Словоохотливость Владимира Николаевича отвлекла его на какой-то час, но, оставшись один на один с самим собой, он понял, что с трудом контролирует себя.

Матвей на маршрутке добрался до города. Затем, сев на метро, отправился в центр. В городе быстро наступил вечер, было ветрено, холодно, промозгло. Народ кутался в пальто и куртки, под ногами поскрипывала соль, смешанная со снегом.

Шереметьев побывал на месте будущей встречи, зашел в храм Симеона и Анны. Внутри было малолюдно и тепло. Пахло ладаном – совсем как когда-то в церкви его отца. Матвей некоторое время провел внутри, ощущая, что успокаивается. Он автоматически рассматривал изображения на иконах, словно надеясь найти разгадку всего этого предновогоднего безумия. Но иконы были чинными, спокойными, обычными.

Наверное, стоило бы помолиться, но Матвей не хотел вмешиваться своими заботами и просьбами в покой этого храма. Нужно было сказать какие-то слова о Варе, попросить чуда. Однако Матвей был уверен, что вмешивать в это дело небесную канцелярию не стоит.

Когда он вышел из храма, холодный ветер подхватил его и понес по городу. Петербург менялся значительно медленнее, чем Москва. То ли денег здесь было меньше, чем в столице, то ли люди жили более медлительные. Неоновых вывесок, от которых в Москве уже рябило в глазах, здесь было едва ли больше, чем при советской власти, многие дома казались заброшенными, народ был одет беднее. «Настоящий москвич, – улыбнулся про себя Матвей. – Все, что за пределами Кольцевой, для нашего брата – провинция».