Дождь прекратился, хотя грозовые облака все еще вздымались на горизонте огромными лиловыми горами. Звук мерно падающих с карниза капель действовал на Оливию успокаивающе. Звенели цикады, птицы пели на все голоса. На зеленой лужайке, от которой поднимались испарения, сверкали серебристые лужицы. Из зарослей около утеса показались павлины и принялись вышагивать по траве, видимо, в поисках дождевых червей, выползших на поверхность. Оливия лениво наблюдала за птицами, ее пальцы снова покоились на глянцевой поверхности фотографии, которая лежала у нее на коленях. Тихий скрип кресла-качалки, раздававшийся при каждом ее движении, навевал ощущение покоя.

Чуть позже она внимательнее отнесется к содержимому коробки, а сейчас ей хотелось сосредоточиться просто на бытии.

– Ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу! – Истошный вопль, нарушивший мирную тишину, сопровождался звоном разбившегося стекла.

Оливия от неожиданности вскочила, испуганно оглянулась. Дверь на веранду распахнулась, оттуда вырвалась Хлоя, и не успела дверь захлопнуться, как девочка, во все горло продолжая кричать: «Ненавижу!», уже мчалась вниз по ступенькам с такой скоростью, словно за нею гналась свора собак.

Прежде чем Оливия сдвинулась с места, Хлоя слетела вниз по ступенькам, пересекла лужайку и помчалась по тропинке, спускающейся к озеру, высоко вскидывая ноги, словно газель. Белокурая грива волос развевалась за ее спиной.

– Хлоя Арчер, немедленно вернись! – Мэлори появилась в дверном проеме, мягко говоря, не в лучшем виде. С одной стороны ее элегантная золотистая стрижка, обильно смоченная, плотно прилегала к голове, а вода капала на льняное золотисто-желтое платье, тоже изрядно намокшее. Лицо пылало, глаза излучали ярость. – Хлоя Арчер!

Дверь за ее спиной захлопнулась, и Мэлори рванулась к краю веранды следом за убегающей девочкой. Хлоя, даже не подав вида, что слышит ее, сбежала по ступенькам, вырубленным вдоль утеса, и исчезла из виду.

Несколько секунд Мэлори стояла, сжав кулаки, бессильная предпринять что-либо, и глядела ей вслед. Затем, развернувшись на высоких каблуках элегантных бежевых туфель, внезапно обнаружила присутствие Оливии.

– Это не ребенок, а настоящее отродье! Худшее, что я видела в жизни, – прошипела она сквозь зубы, встретившись взглядом с Оливией.

Дверь снова распахнулась, и на веранде появилась Келли. Гневный взгляд Мэлори обратился к ней.

– Мэлори, мне так жаль! – успокаивающе проворковала Келли, направляясь к разъяренной будущей невестке. – Дорогая, Хлоя не должна была так поступать, но…

– Но что?.. – Мэлори все еще с трудом выдавливала из себя слова. – Она не должна была так поступать, и точка! Она швырнула в меня вазой с цветами только из-за того, что я показала ей картинку из журнала, на которой были платья подружки невесты. Я подумала, что оно бы ей подошло. Если бы я не пригнулась, она убила бы меня! Ее нужно показать психиатру!

– Ну что ты, Мэлори! Она, конечно, трудный ребенок… Да еще в переходном возрасте…

Рука Келли потянулась к мокрым волосам и платью Мэлори, и та на мгновение закрыла глаза. Казалось, она собралась с силами, сделала глубокий вдох и только после этого открыла глаза.

– Я все понимаю. – Теперь голос Мэлори звучал спокойнее. – Поверьте мне, Келли, я стараюсь быть снисходительной. Стараюсь подружиться с ней. Я полностью перекроила свое расписание за последний месяц, чтобы мы почаще были вместе. Я беру ее играть в теннис. Вожу в бассейн. На уроки музыки. Сегодня днем я отменила важную поездку в Батон-Руж – осмотреть имение ценой в полмиллиона долларов лишь для того, чтобы купить вместе с ней все необходимое для школы. Я стараюсь изо всех сил, Келли.

– Я знаю, дорогая. – Келли сочувственно покивала головой и снова заворковала: – Пойдем, дорогая, высушим одежду, а потом подумаем, что нам делать. Падчерица – это очень непросто…

Келли встретилась глазами с Оливией, в ее взгляде была просьба о поддержке. Оливия догадалась, что ее просят посмотреть, где Хлоя, и понимающе кивнула. В глазах Келли мелькнуло облегчение, и она прошествовала с все еще разгневанной Мэлори в дом.

Положив в коробку фотографию, которую все это время держала на коленях, Оливия спустилась по ступенькам. Она с неохотой отправилась выполнять немую просьбу Келли. Хлоя – не ее ребенок, и ребенок не самый легкий. Как, по мнению Келли, она может справиться с девочкой, когда ее собственный отец, бабушка и будущая мачеха не могут этого?

С другой стороны, сейчас некому отправиться за Хлоей, а у нее, Оливии, – восьмилетняя дочь и соответствующий материнский опыт. Конечно, ее Сара – совершенно другая. Сара ни разу в жизни не выкидывала ничего подобного.

А вот с самой Оливией такое случалось. Оливия припомнила вспышки ярости, которые она направляла на бабушку, Келли, даже на Сета. Сара никогда так агрессивно не проявляла своих эмоций, а вот Оливия могла.

Поднявшись на вершину утеса, где они оказались с Сарой по пути домой, Оливия смотрела невидящими глазами на серебристую гладь озера, расцвеченную лиловыми пятнами водяных гиацинтов, и вдруг пришла к неожиданному выводу.

Хлоя была строптивой, своенравной девочкой, но и она, Оливия, в ее возрасте, и даже старше, была точно такой же.

Потому что ощущала себя нелюбимой, никому не нужной. Это открытие поразило Оливию до глубины души. Дело именно в этом. После того как умерла мать, Оливия ни разу больше не почувствовала себя любимой.

И именно поэтому вела себя так вызывающе.

Ступеньки на склоне утеса были мокрыми, а значит – Оливия это точно знала, – скользкими. Она осторожно спустилась по ним и так же осторожно пошла, обходя лужи, вдоль тропинки, уводящей к озеру. Она вспомнила фразу из какого-то фильма про Индиану Джонса: «Змеи? Почему именно змеи?» Из всех мест, куда могла отправиться Хлоя, почему нужно было выбрать именно озеро?

Потому что такова жизнь. Не важно, как сильно ты стараешься уйти, убежать, не важно, сколько углов тебе удалось обойти, в конце концов ты обязательно окажешься лицом к лицу с самим собой.

Оливия услышала приглушенные рыдания девочки и замедлила шаг. Она догадалась, где нужно искать Хлою. Любой ребенок, выросший в этом имении, прекрасно знал об этом уступе. Его нельзя было назвать пещерой – просто углубление на лицевой стороне утеса. Примерно пяти футов глубиной и шести – в ширину, с неровной, изогнутой скалистой «крышей», возносящейся еще футов на двенадцать вверх. Особую привлекательность этому укромному местечку придавали заросли виноградных кустов. Переплетенные аетви закрывали вход, словно занавес, скрывая от любопытных взглядов само убежище. Если человек не знал о существовании этого уступа, он в жизни бы о нем не догадался.

Теперь, обнаружив девочку, Оливия приостановилась, задумавшись. Подойти к ней – не важно, с сочувствием или с нотацией, – означало бы провал всего замысла. В таком состоянии Хлоя не допустит вторжения.