Временами ей так хочется прижаться к Тину, поласкать его, но она не смеет, она не может рассказать ему о своем желании. Она до сих пор не рассказала даже, какой ценой получает «четверговые отпуски» от хищника Фукуда, чтобы повидаться с Тином.

– Согласна! – ответила девушка.

– Разденься догола! – скомандовал юноша.

Лю покорно скинула свои одежды.

Тин обмотал ее голое тело прокламациями и укрепил их веревками.

– Ах, почему он не прижался ко мне, как этот ненавистный, потливый «макака», – думала Лю-Чьен, надевая платье на бумажные обмотки.

Прокламации жгли ее тело.

Лю, то и дело озираясь по сторонам, приклеивала уже тринадцатую бумажку, когда к ней из-за угла общежития подскочил Фукуда и быстрым приемом джиу-джицу скрутил руки за спину.

– Ну, теперь я знаю, куда ты бегала по четвергам, нечистая тварь!.. Теперь ты расскажешь о своих проклятых друзьях в «темной конторке».

И японец повел девушку в управление фабрики.

…Три дня всячески пытали палачи Лю. Но ни единым словом она не выдала Тина и его друзей.

Девушка была без памяти, когда к японской фабрике «Гай-Най-Кайша» подступила многотысячная толпа рабочих.

Впереди со знаменем – молодежь и в первом ряду ее – Тин.

Ветер развевал знамена над возбужденной толпой.

Крики. Революционные песни.

И вдруг под напором толпы слетели ворота японской фабрики.

Работницы-прядильщицы не могли встретить неожиданных гостей: они все были согнаны в фабричные бараки и закрыты на замки.

Японцы скрылись через тайный ход на иностранный сеттльмент, где уже разворачивались чудовищные шипы-катушки колючей проволоки.

Разбивая замки, Тин со своей боевой группой ворвался и в «темную конторку».

Там в лужах крови лежала мертвая маленькая Лю.

«Хитокои»*

Кику-сан одна в бумажном домике. Узорит безделушками: причудливые ракушки, цветные морские камешки для продажи в город.

Грустно, обидно Кику-сан… Второй год неурожай; и все чаще и чаще отец говорит о ее годах… 16 лет Кику, а она еще дома – тяжкой обузой на трудовых плечах старика отца.

– Куда идти? В «Чайный домик» – некрасива Кику: не будут тянуться мужчины к ее продажным ласкам.

16 лет девушке, но ни один юноша не прислал ей «оби» – шелковый пояс – в знак обручения.

Куда идти от отцовских укоров?! Никому не нужна Кику.

Только угрюмый Симано не дает проходу Кику… Ах, зачем стройный красавец Симано – презренный парий «ета»?[19]. Отец никогда не отдаст ее в жены нечистому «ета»!

Нравится Кику Симано: он грамотен, бывал в городах, он выделывает такие красивые вещи из кожи с драконами, птицами и хризантемами…

Последний луч скользнул по горной лысине. Скоро по горным тропам поднимутся согбенные сельчане. И отец Кику – старый Сабуро, вернется к пустому очагу.

Мотыга звякнула за порогом. Вздрогнула Кику: отец.

Скинул солому с плеч и в бумажном кимоно (халате) вошел в дом. Неприветлив взгляд; пучки, веера морщин дергаются по лицу.

– Слышала, Кику, за соседкой, подружкой твоей Охана-сан, ныне присылали из Берегового рыбацкого села: сватают, – и смотрит с досадливым упреком. – Ах, дочь, за что боги карают нас!..

Молчит Кику. Замолк и старик.

И вдруг в угрюмое молчание сумеречно-тусклой комнаты врезались острые торопливые звуки поселкового медного гонга: сзывали на сход.

Девушка раздвинула стену: на улицах было необычайное оживление: люди выскакивали из домов, перегибались из-за порогов.

– Кику, Кику! – кричит соседка Охана-сан. – Чудо из города! Сегодня будут показывать живых людей на материи… Весь народ будет смотреть, у храма… слышишь, сзывают?!

Вскоре вся деревня толпилась у храма богини милосердия Бенном.

Кучками теснились молодые крестьяне в соломенных шляпах, загорелые девушки в цветных грошовых кимоно с бабочками-бантами поясов за спиной…

Возле страшной машины приезжих людей кружились и жужжали бритоголовые лишайчатые голыши ребята.

Направили полотно. Брызнул ослепительный белый свет.

На досчатых упругих подмостках появилась юркая фигурка человечка в длинном европейском сюртуке… На освещенном полотне зашныряла смешная тень.

– Достопочтительнейшие граждане! Я представитель фабрики господина Камейдо. Для вашей уважаемой памяти мое скромное имя – Ямагучи-сан… Я послан помочь вашему горю, – нам известно, что два года подряд небо карает ваш край жестоким неурожаем…

Маленький безобразный Ямагучи, бегающий по подмосткам с развевающимися фалдами сюртука, казался сельчанам добрым духом, спустившимся в забытую горную деревушку.

– Ваш староста сообщил мне, что в вашей деревушке еще ни разу не показывали кино… и вот я первый покажу вам это чудо… Сейчас перед вами откроется то счастье, которое ожидает ваших девушек, если они пожелают работать в Токио у господина Камейдо.

Гигантской цикадой застрекотал кино-аппарат.

И вдруг на мертвом полотне – живые люди, вертлявые улицы, дома…

– Вот одна из фабрик благодетельного господина Камейдо.

Перед изумленными зрителями – роскошный дворец… Распадаются стены… В просторных чистых залах, залитых светом кино-прожектора, у сияющих игрушечных станков – стройные ряды девушек-«работниц» … в шелковых платьях, в лакированных черным дорогим лаком «гетта» сандалиях… Лица «работниц» озарены улыбками, счастьем… Словно пышные девушки не работают, а собрались на праздник весенних цветов… Как мотыльки порхают за спина-ми банты роскошных поясов…

– Смотрите, смотрите, деревенские девушки… Перед вами фабрика господина Камейдо и его работницы… Отцы и матери, ваши дочери могут разделить это счастье городских сестриц!

Распадаются стены… Девушки-работницы уже в иных нарядах – школьниц – в громадной классной комнате.

– Это – фабричная школа. Работниц господина Камейдо в свободное время обучают полному церемониалу чайной сервировки, правилам хорошего тона, кройке и шитью, кулинарному делу, чтению… Девушки, завтра я открою запись всех желающих работать на фабрике Камейдо. Приходите сюда, и я помогу вашему великому горю…

Кику не верит счастью. Сама судьба сжалилась над никудышной Кику…

– Завтра же запишусь, – шепчет Кику.

Шею обожгло быстрое дыхание: обернулась. Так и есть назойливый «ета» Симано. Лицо его искажено злобой.

– Запишешься в рабство. Этот негодяй Ямагучи – новый «хитокои»[20] – поставщик «живого товара» на фабрику паразита Камейдо… – сквозь зубы прошипел Симано.

Откинулась Кику и крепко прижалась к подруге.

Пожалела «ета»: он злой, он боится потерять Кику, расстаться с ней.

Потухло кино-счастье, но Кику не могла тронуться с места, – как зачарованная стояла у храма…

Ночью Кику снился сказочный дворец – фабрика, залитая режущим глаза светом… Как бабочка порхала Кику и неслась на этот свет… она убегала от злого «ета»…

Перед Кику мелькали, плясали изумрудные банты роскошных «работниц». И – снилось – она среди них, такая же прекрасная и нарядная, у игрушечного станка…

Рано утром Кику с отцом едва-едва просунулись к походной конторке Ямагучи.

Кику записали и протянули ей