Другие указывали на то, что как раз таки причин обращения к проституткам очень много, и они вполне объективны:

«Что толкает мужчину в объятия проститутки?

Причин этому очень много, и они очень разнообразны.

Прежде всего, перестала удовлетворять современного человека уже изживающая форма брака, который в большей или меньшей степени являлся экономической сделкой. Неудовлетворенный браком, муж ищет привязанности или, по крайней мере, половой радости на стороне, — и, естественно, всего легче находит их у доступной для всех продажной женщины.

Далее, толкают мужчину к проститутке опять-таки экономические факторы, которые огромному большинству трудящихся препятствуют своевременно вступать в брак. Создание своей семьи для городского рабочего или для пришедшего в город на заработки крестьянина стало непосильным расходом и недоступной роскошью, — и они вынуждены, вместо здорового, нормального полового общения в браке, довольствоваться ласками публичной женщины»[268].

Предполагалось, что не только нравственное перевоспитание, но и элементарное улучшение жилищных условий будет способствовать решению проблемы. Во всяком случае, так считал доктор А.Н. Каров: «Оздоровление труда и быта (жилищных условий, условий питания и иных) должно лишить дома терпимости притягательной силы мест, где мужчина может искать забвения и встряски, ибо все безобразие и вся гибельность такой встряски для человека станет тогда ясной всем, да и сама встряска, в виде удовлетворения низших инстинктов человека, станет ненужной культурным людям»[269].

Еще одну из причин видели в том, что иногда называют советской «сексуальной революцией»: либерализация семейного законодательства, сексуальное раскрепощение женщины, освобождение интимных отношений от нравственного диктата церкви. В массе своей прогрессивные и обогнавшие свое время на десятилетия, на местах они могли получать весьма своеобразные интерпретации, вроде желания мужчин одной комсомольской ячейки обобществить девушек-комсомолок или обсуждения возможности многоженства.

Если до Первой мировой войны почти 48 % молодых горожан начинали сексуальную жизнь с проститутками, то в 1921–1923 годах — менее 4 %[270]. «Зачем быть монахом?» — писал в 1927 г. в газету «Смена» один из «передовых» молодых людей. С его точки зрения, «о публичных домах говорить не приходится, это те же “белые рабыни”, это дикость и некультурность. Но вечерка — дело другое, девушка идет из-за удовольствия (после разных двух парней не забеременеешь)»[271].

В глазах обывателя, тем более ревнителя нравственности, различные «вечорки» превращались в оргии, свободные девушки — в ветхозаветных блудниц, а коммуны — в публичные дома.

«Один комсомолец допрашивал своего отца:

— Сознайся, — говорю, — неужели вы в ваше молодое время с девушками не гуляли и не жили до самой свадьбы?

— Ну да, — говорит, — вас, умников, не было нас обучить»[272].

В наиболее гротескных и развратных формах подобные девиации описаны в нашумевших книгах 1920-х гг., пользовавшихся необычайной популярностью: «Луна с правой стороны, или Необыкновенная любовь» Сергея Малашкина и «Без черемухи» Пантелеймона Романова, в которых описываются темные стороны жизни советской молодежи. «Луна с правой стороны» посвящена трагической судьбе комсомолки Татьяны Аристарховой. Вечеринки, напоминающие оргии, с комсомольцами, провозглашающими свободу любви, анаша и алкоголь, нежеланная беременность привели ее к попытке самоубийства: «Теперь все комсомолки курят, плюются через колено не хуже мужчин, обрезают волосы, ругаются и даже, чтобы не отстать от мужчин, стараются ходить… тоже по-мужски»[273].

Подобные истории имели под собой реальную подоплеку. Например, в воспоминаниях известного востоковеда И.М. Дьяконова встречаем описание трагической истории некоей Маули Вите: «Мать Маули была коммунисткой, а сама Маули была комсомолкой; нравы комсомольцев того времени можно узнать из известного в свое время романа Богданова „Первая девушка“. Они отвергали любовь и брак как буржуазные пережитки; несколько иные взгляды Ленина, изложенные после его смерти Крупской и Кларой Цеткин, еще не успели проникнуть в среду комсомола; считалось, что половое сношение — род товарищеской услуги, которую следует оказывать друг другу. Так считала и Маули; результатом были бессчетные аборты, растрепанные нервы, попытки к самоубийству; меланхолическое равнодушие ко всему»[274].

О масштабах распространения «разврата» судить трудно, но их описания встречаются не только в художественной литературе. Один комсомолец так описывал подпольные «вечорки» с «коллективным баловством»: «…Попасть на вечорку постороннему парню почти невозможно. Ребята довольно откровенно рассказывают, как там время проводят, но чужого, не из своей компании, не пускают. По-моему, из опасения, чтобы их не оскандалили. Устраивают такую вечорку на частной квартире, обязательно в двух комнатах: в одной вся публика играет, угощается, танцует. А в другой — пусто и темно.

В разгар игры хозяин вечорки, а либо заводило-весельчак отзывает одного парня и уводит в другую комнату. Там парень говорит, какую девушку ему желательно, и заводило приводит ее. Она отказаться не в праве — такой уж „устав“ вечорки. Заводило уходит и запирает дверь на ключ.

В компании все продолжается, как ни в чем не бывало, никто не обращает внимания. Через 10 минут тот же коновод отпирает дверь и пара выходит, присоединяется к компании, а в комнату отправляется другая на смену. И так все переменяются. Больше одного раза в комнату никто не попадает из парней, а про девчат — не знаю. Думается мне, что должно случаться, потому что вряд ли всегда бывает поровну, если обыкновенно участвует человек 10–15. На иных вечорках немного более равноправный устав: там во время танцев, когда все разобрались по парам, хозяин подходит и какого-нибудь парня хлестнет ремнем. Тогда эта пара и отправляется на „особое совещание“. В общем, довольно похоже на некоторые деревенское „домовники“, когда парни девкам „пробу делают“»[275].