– Ладно. Так зачем лгать?

– Дуджек меня списал. Официально у меня нет звания.

– Тогда что ты здесь делаешь, во имя Худа?

Он улыбнулся:

– Долгая история. Сейчас мне нужно сделать лишь одно – отплатить долг. Я в большом долгу у Дуджека. Да и нехорошо, когда Богиня болтается в мире смертных, особенно та, что наслаждается страданиями.

– Они все наслаждаются страданиями.

– Тоже верно.

Рита Буд обнажила ряд ровных зубов, покрытых пятнами болезни.

– Капитан, ты же не думаешь, что, если бы мы знали, что Полиэль в храме, мы бы вообще пошли туда? А у тебя нет этого оправдания. Значит, ты просто сошёл с ума, как по мне.

– Капитан Речушка наверняка с вами согласна, Кулак, – сказал Паран, опуская флягу. – Мне пора идти. Я был бы благодарен, Кулак Рита Буд, если бы вы звали меня капитан Добряк.

Он направился к выходу из шатра.

– Ганос Паран.

Что-то в её голосе заставило его обернуться, хоть он уже дошёл до выхода.

– Сожги моё тело, – сказала она. – Идеально, если мои лёгкие наполнят маслом, так, чтоб взорвалась грудная клетка, высвобождая для полёта мою загубленную душу. Так это делается в Шал-Морзинне.

Он замешкался, затем кивнул.

Снаружи Паран наткнулся на лекаря, Ното Бойла, стоявшего на своём посту и изучавшего капельку крови на рыбьей кости, прежде чем отправить её обратно в рот.

– Капитан Добряк, – сказал он, отдавая честь. – Всадник Хурлокель вас искал. Как я узнал от него, вы планируете нечто… отчаянное.

– Если альтернатива – просто сидеть и ждать, пока они умрут, лекарь, я готов рискнуть и сделать нечто отчаянное.

– Ясно. И как вы планируете совершить этот ваш налёт? Учитывая, что вас ждёт встреча с самой Серой Богиней. Сомневаюсь, что даже вашей репутации хватит, чтоб заставить солдат идти на Великий храм Полиэль. По правде, я сомневаюсь, что вы заставите их даже войти в Г'данисбан.

– Я не беру с собой солдат, лекарь.

Худощавый лекарь задумчиво кивнул.

– Ох, значит, армия из одного человека, да? Одобряю, – прибавил он, вызывающе глядя на Парана. – Я слыхал рассказы о вашей выдающейся… свирепости. Это правда, что вы как-то повесили фалах'да на балконе его собственной башни? Хоть он и был союзником Империи тогда. В чём там он провинился? Ах да, выбор цветов для наряда в первый день Праздника Императора. Какие там цвета он имел наглость надеть?

Паран некоторое время разглядывал лицо лекаря, затем улыбнулся:

– Синий и зелёный.

– Но эти цвета сочетаются, капитан.

– Я сроду не претендовал на художественный вкус, лекарь. Так о чём там мы говорили? Ах да, армия из одного человека. Верно. Я намерен взять с собой одного человека. Вместе мы нападём на Серую Богиню, чтобы заставить её покинуть наш мир.

– Думаю, вы сделали правильный выбор, – сказал Ното Бойл. – С учётом того, что его ожидает, Хурлокель демонстрирует впечатляющее спокойствие.

– Ему не о чем волноваться, – сказал Паран, – ведь он со мной не идёт. Ты идёшь.

Рыбья кость пробила верхнюю губу лекаря. Недоверие, смешанное с ужасом в глазах. Он выдернул из губы ранившую его иглу и отшвырнул, зажав рану обеими руками. Глаза будто готовы были вывалиться из орбит.

Паран похлопал его по плечу.

– Ранку промой, хорошо? Отправляемся через полколокола, лекарь.

Он сел на сундук с обмундированием, медленно откинулся назад, пока не коснулся спиной стены палатки, затем вытянул ноги.

– С тем, что я задумал, – сказал Паран, – стоило бы напиться до полусмерти.

Хурлокель не сумел выдавить улыбку.

– Прошу вас, капитан. Нужно сворачивать лагерь. Сократить потери. Я прошу вас отказаться от этой затеи, которая приведёт лишь к смерти ещё одного хорошего солдата, не говоря уж о противном, но умелом лекаре.

– А, да. Ното Бойл. Некогда жрец Солиэль, богини-сестры Полиэль.

– Бывший жрец, капитан. Отрёкшийся, лишённый власти и силы.

– Солиэль. Госпожа Исцеления, Милосердия, Богиня, Плачущая Целительными Слезами. Она, небось, уже целый океан наплакала, как думаешь?

– Мудро ли насмехаться над ней в такой час, капитан?

– Почему нет? Чем её пресловутая бесконечная скорбь о судьбах смертных помогла им хоть в чём-то, Хурлокель? Легко плакать, будучи далеко, ничего не делая. Подумай только о тех, кто выжил, – тех, чей дух сражался в боях, чья сила воли отказалась согнуться перед лицом Худа. – Он ухмыльнулся, глядя на крышу палатки. – Так называемые дружелюбные, милосердные боги, именно они должны ответить за всё. – Паран взглянул на стоявшего перед ним человека. – Худ свидетель, остальные прямы и безумно честны в своей подлости, признаем это. Но предлагающие помощь, сочувствие и всё прочее, оставляя на самом деле всё на произвол судьбы, – будь я проклят, Хурлокель, они за всё это ответят!

Всадник смотрел на него немигающими огромными глазами.

Паран отвернулся:

– Прости. Некоторые мысли мне стоит держать при себе. Увы, это мой давешний недостаток.

– Капитан… ваши глаза… на секунду они… вспыхнули. Как у животного.

Паран посмотрел на него:

– В самом деле?

– Я готов поклясться, чем угодно, капитан.

Ганос Паран рывком поднялся на ноги:

– Передай мои приказы офицерам. Армия выступает через четыре дня. Через три дня я хочу в полдень увидеть их при полном обмундировании, с оружием наголо, готовых к смотру. И к моменту выступления, я хочу, чтоб этот лагерь был чист, все гальюны закопаны, а отбросы сожжены. – Он взглянул на Хурлокеля. – Солдат нужно занять делом, они загнивают изнутри. Запомнил, Хурлокель?

Разведчик улыбнулся, затем повторил приказ Парана слово в слово.

– Хорошо. И обязательно донеси до офицеров, что скулить и томно валяться на койках им больше не светит. Скажи, что порядок движения будет зависеть от них – самые опрятные пойдут впереди, остальные будут глотать за ними пыль.

– Капитан, куда мы направимся?

– Понятия не имею. Подумаю об этом позже.

– А что с Первым Кулаком и прочими в той палатке?

– Вероятно, они довольно долго будут мало на что способны. А пока…

– А пока вы командуете Воинством, сэр.

– Так точно.

Хурлокель неожиданно отдал честь, развернулся и вышел из палатки.

Паран уставился ему вслед. Прекрасно, хоть кого-то это всё радует.

Вскоре они с Ното Бойлом уже сидели на лошадях на краю лагеря, глядя вниз, на ровное поле, тянувшееся до городских стен, что были сложены из выгоревшего песчаника, покрытого царапинами, символами, отпечатками рук и нарисованными скелетами. На таком расстоянии до них должны были долетать городской шум, пыль и дым, а огромные ворота должны были быть распахнуты для толп торговцев, лоточников, пастухов со стадами и рабочих. Квадратные башни при воротах должны были охранять солдаты.