Ходатайство мистера Суэйла о рассмотрении его иска Верховным судом было всего лишь одним из семи тысяч ежегодно поступавших в него аналогичных прошений, из которых судьи принимали к рассмотрению всего лишь семьдесят. А для того, чтобы это произошло, на прошении должны были поставить свои подписи четыре члена Верховного суда. Как правило, суд берется рассматривать только те дела, которые представляются ему интересными, однако порой в игру вступает элемент из разряда «а какого черта?». Судьи выглядят в их черных мантиях людьми солидными, важными, но ведь и на них иногда нападает желание порезвиться, приняв к рассмотрению какое-либо дело почуднее или объявив недействительными результаты президентских выборов — что-нибудь в этом роде.

Один из клерков Харо, зная, с каким удовольствием тот портит жизнь производителям огнестрельного оружия, вытянул прошение Суэйла из общей кучи и показал его своему боссу. Харо, недолго думая, подписал прошение. Судья Галавантер, также любивший попроказничать, добавил к подписи Харо свою. Дело «Суэйл против „Огнестрельного оружия Римского“» показалось, хоть оно и шло вразрез с ее инстинктами чистокровной американки, привлекательным и судье Плимптон. Причина тут была в том, что ее голос оказался недавно решающим при рассмотрении дела «Лестрепо против компании „Инжекторы сжатого воздуха Томпкинса“», привлекшего к себе внимание широкой общественности. В принятом Верховном судом решении по этому делу постанавливалось, что базирующаяся на севере штата Нью-Йорк компания Томпкинса не может нести ответственность за то, что произведенный ею воздушный компрессор привел при использовании его одним из деловых предприятий штата Алабама к перекачке десяти тысяч пляжных мячей, произведенных в штате Орегон. Компания Томпкинса, решил суд, не должна отвечать за то, что мистер Лестрепо, рабочий, надувавший пляжные мячи на одном из предприятий штата Алабама, был незаконно принятым на работу иностранцем, не способным прочитать составленную на английском языке инструкцию по обращению с инжектором сжатого воздуха. Решение это было, конечно, немного спорным, поскольку пляжные мячи взрывались по всей стране, превращая черт знает во что пикники и порождая детские слезы — они привели даже к четырнадцати сердечным приступам. Короче говоря, Плимптон ходатайство Суэйла подписала. Четвертую подпись поставил заклятый враг производителей оружия Барри Якоби, и вскоре Джимми Джеймс Суэйл получил известие о том, что дело его будет рассмотрено Верховным судом США. Для Суэйла это был большой день, да он стал бы большим для любого человека, все дни которого — каждый из 9125 — скроены на одну колодку: подъем с утра пораньше, старания не оказаться зарезанным за выдаваемую тебе на завтрак порцию студня, работа в тюремной прачечной и предпринимаемые под вечерним душем попытки уклониться от анального полового контакта.

— Мне придется съездить в Вашингтон, начальник?

— Нет, Суэйл. Ехать тебе никуда не придется.

— А если я выиграю дело?

— Тогда я выбью из тебя все дерьмо без остатка. А теперь пошел вон из моего кабинета.

Новость о том, что суд принял к рассмотрению дело «Суэйл против Римского», немедленно наделала шума. Бдительная вашингтонская «Коалиция противников неподконтрольности судебной системы» отнеслась к ней с крикливым неодобрением.

«Согласившись рассмотреть это дело, — заявил ее исполнительный директор Фортинбрас П. Фескью, — суд подал сигнал, от которого по спине каждого сотрудника правоохранительных органов страны пробежал холодок». Осудила его и еще одна организация — «Полицейское братство». С другой стороны, «Американский фонд обанкротившихся производителей оружия» издавал некие невнятные, но одобрительные шумы. Прежде у членов суда было принято пожимать — перед началом прений сторон — руки друг другу, однако при тех раздорах и трениях, что воцарились в суде Хардвизера, этот симпатичный обычай вышел из употребления. Пэги Плимптон постаралась было воскресить его, но безуспешно.

Сильвио Сантамария и разговаривать-то с Мо Готбаумом не желал, какие уж тут рукопожатия. Во время совещаний Сильвио в его сторону даже и не смотрел. Майка Харо разного рода любезности вообще нимало не волновали. Да и, судя по устремленному в дальние дали взгляду председателя суда Хардвизера и сопровождавшему его повсюду облачку мятного аромата, голову председателя занимали вещи совсем иные. Пеппер испытывала жалость к нему. Вглядываясь в Хардвизера через Большой зал — пока судьи разбивались на группки по трое и гуськом направлялись к своим местам за огромным красного дерева столом, — Пеппер думала: «Судя по его виду, ему очень не помешала бы простая женская ласка». Впрочем, она и сама сильно нервничала сегодня, в день своих первых прений. Да и не могла же она так вот взять да и хлопнуть Хардвизера по спине, сказав при этом: «Держись, дружище».

Поймав устремленный на нее взгляд Рутинерши, Пеппер приказала себе не называть ее так даже мысленно. Не хватало еще, чтобы это прозвище сорвалось с ее губ в разговоре: «Привет, Рутинерша, как дела?» Рутинерша — то есть судья Рихтер — улыбнулась ей, словно поморщилась. Пеппер подвигалась к своему месту следом за судьей Криспусом Галавантером — точно самый последний, как то и приличествовало ее положению младшего члена суда, вагончик игрушечного поезда, — и как раз Криспус-то сострадающе подмигнул ей и улыбнулся, словно говоря: «Ну зачем ты, бедная, в это впуталась?»

Ровно в десять часов маршал суда покивал его членам, отвел в сторону красного бархата портьеру и произнес освященные временем французские слова:

— Oyez![57] Oyez! Oyez! Всем, у кого имеется дело до Высокочтимого Верховного суда Соединенных Штатов, должно приблизиться и проникнуться вниманием, ибо совещание суда начинается. Боже, храни Соединенные Штаты и Высокочтимый суд!

У Пеппер свело желудок. «Главное — не опозориться», — сказала она себе.

Кресло ее было последним в ряду прочих. Лишь обретая статус старшинства, судья постепенно перемещается к середине стола. Прошлым вечером она пришла в Большой зал и отрепетировала простую процедуру усаживания, чтобы не промазать в первый же день мимо кресла или не слишком уж отвалиться на его спинку.

Сделав глубокий вдох, она оглядела собравшихся в зале. Справа от нее располагались разного рода репортеры. Слева — гости и всяческие…

…О дьявол! Джи-Джи с Хуанитой. Не иначе как прилетели сюда, желая преподнести ей сюрприз. Джи-Джи лучезарно улыбался, словно говоря: «Ты же не думала, что я пропущу первый день моей малышки в суде, верно?»

Интересно, подумала Пеппер, знает ли он, что разбирательство будет посвящено уголовнику, который попытался застрелить помощника шерифа, а теперь подал в суд жалобу на то, что его оружие дало осечку?

Судья Сантамария вглядывался в поверенных Джимми Джеймса Суэйла. Их было трое, в том числе и известный нью-йоркский адвокат с собранными в конский хвостик волосами, часто бравшийся за дела, способные досадить органам охраны правопорядка. Сантамария взирал на них, точно на обед из трех блюд, которые он намеревался проглотить без остатка.