Для начала Денис позвонил Турецкому.

— Александр Борисович, как живете?

— Из камеры звонишь? — поинтересовался в свою очередь Турецкий.

— Нет, выпустили на прогулку. Я вот что хотел спросить. Кто такой, этот пресловутый Пломба, о котором в «МК» писали? Я, конечно, допускаю, что может и нет такого человека, от желтой прессы всего можно ждать, вон про меня какие сказки сочинили «с дымящимся пистолетом в руке»… Но я тут спрашивал у дяди, а он почему-то посоветовал вам позвонить. Я ему говорю: «Дядя Слава, ведь Турецкий не в МУРе и не в ГУБОПе работает, откуда ему с криминалом знаться», он — позвони, да позвони.

— Хм, — сказал Туреций. — Просто по горячим следам. А так я тоже о Пломбе ничего толком не знаю. Помнишь дело о калужском банке, когда местные бандиты, не разобравшись, хотели на Седого наехать, а мне некоторое официальное лицо поручило организовать ему юридическое прикрытие? Так вот, эти бандюки — работники Пломбы. Я с ними встречался. Кто такой Пломба — они мне внятно объяснить не смогли. Более того, мне кажется, они его в глаза никогда не видели — вот как этот уголовник себя поставил. Известно только, что кликуха его взялась от того, что тот, кто с ним дело имеет, от страха зубами лязгает, или что-то в этом роде, подобная муть. Короче, парни, опекавшие банк, так своего Пломбу боятся, что попытались немедленно на Седого наехать, на всякий случай, впрок. (Хотя его так и не нашли, судя по тому, что и ты не нашел). Пломба же о том, что банк остался наполовину пуст, даже еще и не знал. Но когда узнал, псов своих почему-то отозвал. Кто его знает, может, договорился с Седым полюбовно, а может…

— Что — «может»? — почему-то шепотом спросил Денис.

— А может — уже вынес ему приговор.

— Александр Борисович! — взвился Денис. — Так почему же вы мне раньше…

— Стоп! — прервал Турецкий. — Я тебе что — частный осведомитель? Я — государственный служащий. И если вообще иногда открываю рот, то только тогда, когда это для интересов государства — максимально безопасно…

«Иди ты, — почти весело подумал Денис. — А когда ты на грудь грамм пятьсот принимаешь, то рот не открываешь?! Тогда такие военные тайны можно узнать — только держись». Вслух он же сказал:

— Это самое важное, что я узнал за последние несколько дней. В любом случае — спасибо. Но есть еще одна просьба.

— Начинается, — заворчал Турецкий.

— Речь идет о том самом официальном лице, по чьей просьбе вы ездили в Калугу…

Вечером этого же дня Денис подъехал на своем «форде» к углу двух тихих переулков в районе Кропоткинской, где в цокольном этаже размещалась закрытая финская баня.

Его ждали, Денис это понял, когда секьюрити, не то что не спросили документы, даже открыли дверь навстречу. Дениса сперва обыскали, затем любезно провели в душевую. Там дюжий банщик (не иначе, бывший борец) с шапочкой на голове, закрывающей поллица, выдал мохнатое полотенце и тоже шапочку — чтобы не сжечь волосы. «Все-таки без пошлости, — подумал Денис, — банщик, не банщица».

Денис ополоснулся и пошел в парилку. Пар, как водится, костей не ломил, но с непривычки даже потемнело в глазах. Парилка была на двух человек, больше бы и не поместилось. На соседней полке лежала какая-то туша, в которой лишь при известном напряжении усилий можно было разглядеть человеческие очертания. Но Денис знал, что если тушу запаковать в рубашку, слегка придушить галстуком и занавесить пиджаком, она превратится в вице-премьера Аристарха Аникушина.

Духота все сгущалась, совершенно опустошая поры кожи и забирая в себя последние капли жира. А Аникушин лишь слегка шевелился и, кажется, все больше распухал.

Минут через пятнадцать Денис понял, что еще минут через десять просто умрет. На его счастье в этот момент туша приподнялась и знаком показала следовать за ним. Вышли через другую дверь. Денис ринулся к душу и, не раздумывая, врубил мощную струю холодной воды, подставил себя под нее. Раздалось натуральное шипение…

Через четверть часа красные и умиротворенные мужчины сидели напротив друг друга на лавках за столом, на котором стояли три чайника с заваренными на все вкусы травяными чаями.

— Молодой человек, — внушительно сказал Аникушин. — Я согласился встретиться с вами исключительно по просьбе весьма мною уважаемого Александра Борисовича Турецкого. Так что цените мое время, оно, знаете ли, не резиновое.

«Куда девалось все его косноязычие!» — поразился Денис, а вслух сказал:

— Аристарх Иванович, я ценю любое время, а значит и ваше тоже. У меня к вам только один вопрос. По просьбе известной вам Тамары Федоровны Меньшовой я ищу ее мужа…

— То есть? — не понял Аникушин, благодушно вливая в себя полчашки.

— То есть, Георгий Викентьевич куда-то пропал, а Тамара волнуется и хочет его найти.

— Седой пропал?! — заорал вдруг Аникушин таким диким голосом, что в комнате немедленно материализовались двое секьюрити. Но он одним взглядом послал их куда подальше. — Почему я ничего не знаю?! Почему не доложили? Дело уже передали в ФСБ???

— Аристарх Иванович, — заволновался теперь Денис, — ради бога, попейте лучше чайку. — Это частное дело, ФСБ тут ни при чем, возможно, даже, Седого никто не похищал, просто он куда-то уехал, а у Тамары появились срочные проблемы, которые может решить только ее муж.

— А, ну это другое дело, — мигом успокоился Аникушин. — Выкладывайте, какая у вас просьба.

— Просьба такая. В числе нескольких десятков гостей, побывавших в доме Седых за последний месяц, были и вы. Не могли бы вы сообщить мне в приватном, разумеется, порядке, какие дела вас связывали с Седым.

Аникушин, тем временем, встал и вразвалочку отправился к велотренажеру. Под его грузом тот даже слегка осел.

— Ну это разве просьба, пых-пых, — сказал Аникушин, крутя педали. — Ко мне обычно деньги приходят просить. Пару миллионов на тот проект, пых-пых. Пару миилиардов на этот. А с Георгием известно какие дела — государственной важности. Других не ведем. Пых-пых.

— А на дела государственной важности государственная тайна распространяется?

— Хм. Пых-пых. Могу сказать только то, пых-пых, что уже решено, пых-пых. Другого сказать не могу.

— Ничего не понимаю! — взмолился Денис. Он здорово испугался, что Аникушин начнет сейчас разговаривать как по телевизору, и тогда ни слова нельзя будет понять, начни он хоть самые страшные секреты выбалтывать.

На его счастье этого не случилось. Аникушин задумчиво поковырял в носу и сказал неожиданно скучным голосом:

— Тут можно долго говорить, но от этого понятней не станет. Знаете, есть даже скороговорка такая: Чубайс либерализовал-либерализовал, да не вылиберализовал…

— Я слышал другое выражение: «Приватизация бывает только один раз в жизни». — Говоря это, Денис, пока что не понимал, куда отклоняется разговор.

— Вот! Золотые слова. Самое тяжелое последствие приватизации в том, что у нас появился класс безответственных собственников. Нынешние владельцы предприятий заинтересованы только в том, чтобы как можно быстрее превратить свои права в ликвидные активы. В деньги, в ценные бумаги, в недвижимость, в том числе, и зарубежную. Пых-пых.