— Пробудем здесь дня два-три, — сказала Бэби, — потом двинемся дальше.

— Как? Ну вот как мы двинемся?

— Очень просто, — сказала Бэби. — Вызову такси, доедем до Бангора, а там самолетом. Тут и мудрить нечего. На суше нас искать не будут…

Ее прервал хруст гравия на дорожке. Пипер подошел к зашторенному окну и глянул вниз. Возле дома стояла полицейская машина.

— Полиция, — прошептал Пипер. — Вот тебе и не будут искать.

Бэби встала рядом с ним. Двумя этажами ниже раздавался безответный звонок.

— Проверяют, нет ли Ван дер Гугенов, вдруг они слышали что-нибудь подозрительное прошлой ночью, — сказала она. — Сейчас уедут.

Пипер смотрел на двух полицейских. Стоило только крикнуть — и… но Бэби впилась в его предплечье, и Пипер не издал ни звука. Полицейские обошли дом, сели в машину и уехали.

— Что я тебе говорила? — сказала Бэби. — Не мудри. Я спущусь на кухню, посмотрю, чем бы перекусить.

Пипер одиноко расхаживал по сумрачной комнате и думал, почему же он все-таки не, окликнул полицейских. Простых, понятных объяснений было недостаточно. Крикни он — и это доказывало бы, что к пожару он непричастен… ну, хоть какое-то свидетельство невиновности. Но он промолчал — почему? Промолчал — и упустил случай покончить со всем этим безобразием. Нет, не только от страха: тревожило, что он согласился, почти захотел остаться в пустом доме наедине с этой поразительной женщиной. Что ему помешало, когда он успел стать ее сообщником? Бэби — сумасшедшая, в этом он ничуть не сомневался, и все же его почему-то тянуло к ней Он в жизни не встречал никого на нее похожего. Она точно и знать не хотела условностей, подсказывающих обычные человеческие поступки: она могла спокойно посмотреть на полицию сверху вниз и сказать: «Сейчас уедут», будто это простой соседский визит. И они уехали. А он подчинился ей и будет впредь подчиняться: может быть, он действительно станет кем захочет в пределах той свободы, которую она сотворила для него мановением руки. Кем захочет? Он подумал о любимых писателях, но никто из них в его ситуации не бывал, а не имея перед глазами образчика, Пипер мог с грехом пополам рассчитывать только на себя. И на Бэби. Он станет таким, как она хочет. Вот оно в чем дело. И Пипер начал понимать, почему она его привлекает. Она знает, кто он такой. Она сказала это вчера вечером, еще до того, как начался кавардак. Она сказала, что он гениальный писатель, и это не пустые слова. Впервые он встретил человека, которому известно, кто он такой на самом деле, — и раз уж встретил, то расставаться им незачем. Сделав это пугающее открытие, Пипер в изнеможении лег на постель и закрыл глаза. Когда пришла Бэби с подносом, он крепко спал. Она нежно поглядела на него, потом поставила поднос, сняла чехол с кресла и укрыла Пипера. Он продолжал спать, завернувшись в чужой саван.

В полицейском участке Хатчмейер тоже с радостью бы уснул, да ему не давали. Все еще голый, кутаясь в одеяло, он отвечал на бесчисленные вопросы о его отношениях с женой и мисс Футл, о Пипере и миссис Хатчмейер; наконец о том, почему он выбрал для прогулки по заливу такую ненастную ночь.

— Вы всегда пускаетесь в плавание невзирая на погоду?

— Слушайте, я уже сказал вам: мы просто решили прокатиться. Мы никуда плыть не собирались, мы просто…

— Встали из-за стола и сказали: «Почему бы нам не проехаться?..»

— Мисс Футл это предложила, — сказал Хатчмейер.

— Ах вот как, она предложила? А миссис Хатчмейер никак не задело, что вы отправились на прогулку с другой женщиной?

— Мисс Футл не «другая женщина». То есть не в том смысле. Она — литературный агент. У нас общие дела.

— И вы ими занимаетесь нагишом на яхте во время мини-тайфуна? Что же это за дела?

— На яхте мы делами не занимались. Мы отдыхали.

— Я так почему-то и подумал. В голом виде хорошо отдыхается.

— Сначала я был одетый. Потом промок и разделся.

— Промокли, потом разделись? А не наоборот?

— Конечно нет. Слушайте, мы еле успели отплыть, как разразился шторм…

— А дом загорелся. А катер взорвался. А миссис Хатчмейер случайно разорвало на части вместе с мистером Пипером…

Но тут взорвался сам Хатчмейер.

— Ну что ж, мистер Хатчмейер, вам, видно, хочется крутого разговора, — сказал Гринсливз, когда Хатчмейера затолкали обратно в кресло. — Так и быть, теперь держитесь.

Его прервал сержант, что-то прошептавший ему на ухо. Гринсливз испустил тяжелый вздох.

— Уверен?

— Так она говорит. Говорит, прямо из больницы. Гринсливз вышел посмотреть на Соню.

— Мисс Футл? Это вы — мисс Футл?

— Да, — кивнула Соня. Шеф полиции мог заметить, что в одном Хатчмейер был прав: назвать мисс Футл слабой женщиной язык не поворачивался.

— Ладно, снимем с вас показания, — сказал он и повел ее в другой кабинет. Показания с Сони снимали два часа. Гринсливз составил совсем новое понятие о деле: мисс Футл ему в этом очень помогла.

— Так, — сказал он Хатчмейеру, — давайте расскажите-ка нам, что было в Нью-Йорке со встречей Пипера. Вы там, кажется, побоище устроили?

Хатчмейер поднял затравленный взгляд.

— Да нет, вы не поняли. Мы просто делали ему рекламу. То есть мы…

— То есть вы, — сказал Гринсливз, — науськали на этого мистера Пипера всех, кого удалось. Арабов, сионистов, педерастов, ИРА, черных, старух, кого там еще, словом, всех скопом — и это вы так рекламу делаете?

Хатчмейер попробовал собраться с мыслями.

— Вы хотите сказать, что кто-нибудь из них?.. — спросил он.

— Я ничего не хочу сказать, мистер Хатчмейер. Я спрашиваю.

— Что спрашиваете?

— Спрашиваю у вас: долго вы думали, прежде чем бросить мистера Пипера на растерзание только за то, что этот бедняга написал для вас книгу? Хорошо обернулась ваша затея — и для вас, и для него?

— Да я ни о чем подобном…

Гринсливз облокотился на стол.

— Вот что я вам скажу, мистер Хатчмейер, для вашего же блага. Выметайтесь из наших мест к чертям собачьим и дорогу назад забудьте, если не хотите больших неприятностей. А в следующий раз, когда будете делать рекламу своему автору, наймите ему сначала телохранителя.

Хатчмейер, шатаясь, побрел к двери.

— Мне нужна одежда, — сказал он.

— Домой за ней можете не ездить. От дома остались одни головешки.

На скамье в приемной рыдала Соня Футл.

— Что с ней такое? — спросил Хатчмейер.

— Переживает из-за смерти этого Пипера, — сказал Гринсливз, — а вот вы что-то не торопитесь оплакивать покойную миссис Хатчмейер.

— Это потому, что я умею сдерживать свои чувства, — сказал Хатчмейер.