— Я хочу, чтобы ты отдал Симону-первосвященнику все деньги, кроме полшекеля. Он положит их в сокровищницу и запишет, что полшекеля ты остался ему должен.

— Кто придумал это и зачем?

— Анна, дочь Фануила, она была моей воспитательницей, решила так. Это необходимо, потому что… потому что необходимо.

— Но, дочь моя, ты была не такой, когда я собирался жениться на тебе. Ты носишь чужого ребенка.

— Я не прошу тебя жениться на мне. Я не хочу жить с тобой как жена, но я хочу, чтобы все думали, будто я твоя жена и этот ребенок — твой ребенок. Сокровищница станет богаче, но договор все же не будет выполнен полностью. Если ты мне откажешь, то обречешь две души на мучительную смерть.

— Кто отец твоего ребенка?

— Ты будешь его отцом в глазах людей.

— Кенах сказал, что ты потерялась. Кто вовлек тебя в грех, дочь моя?

— На мне нет греха. Я заблудилась, как невинная овечка.

— Не понимаю.

— Я расскажу тебе все, что можно. Богато одетый гонец пришел ко мне семь месяцев назад, когда я была и доме твоей дочери Лисий. Мы поздоровались, и я спросила, как его зовут, а он ответил: «Сегодня понедельник, поэтому зови меня Гавриил, ибо этот день — день Гавриила». Потом сказал: «Госпожа, я приветствую тебя, осененную высшей милостью, ибо мой господин придет к тебе, благословенная из женщин». Я очень смутилась и спросила, что он имеет в виду, а он ответил: «Не бойся, госпожа, ибо ты заслужила милость великого царя, и если господин захочет, ты понесешь от него сына, который будет великим и долгожданным сыном Величайшего, и Господь Бог ему отдаст престол Давидов». Я спросила его: «Как это может быть? Я не знаю великого царя и собираюсь стать женой Иосифа из Еммауса». Он же ответил: «Иосиф подписал договор, но он еще не выполнен. Ты — Мириам, младшая дочь по линии Мелхолы, и на тебе святая власть Мелхолы. Ты соединишься в любви с Великим. Я же его друг. Святой младенец, которого ты родишь, должен зваться Сыном Божьим». Тут из-за двери, где он прятался до тех пор, вышел первосвященник Симон и сказал: «Дитя, это посланец истины. Ты должна ему верить». Тогда я согласилась: «Я твоя служанка. Пусть будет все, как ты скажешь».

— А потом?

— Больше я ничего не могу тебе сказать, потому что и так, верно, рассказала тебе слишком много.

— На прошлой неделе царь сместил Симона и предал его позору. До конца месяца он должен вернуться в Египет.

— Мне очень жаль. Но Анна уверила меня, что до своего отъезда он все успеет сделать.

— Ты слишком многого от меня хочешь.

— Я хочу гораздо больше, чем ты думаешь. Я прошу тебя рискнуть ради нас твоей жизнью.

Иосиф задумался.

— Если я возьму тебя под свою защиту, что я скажу соседям?

— Давай спросим мою служанку Силом. Она все знает и гораздо умнее меня.

— Где же нам сейчас искать эту мудрую женщину?

— Она сидит под платаном возле калитки. Мария хлопнула в ладоши.

— Женщина, что я должен сказать соседям, когда они узнают о твоей госпоже?

— А зачем тебе вообще что-нибудь говорить? Когда меня станут расспрашивать твои слуги и служанки, я не буду им лгать, но намекну, что ты тайно женился на моей госпоже и отвез ее в Иерусалим, в маленький домик в стене, где ты справляешь праздники, а потом оставил ее под присмотром своей дочери Лисий, и в ее доме она пряла святую пряжу. Все это ты сделал, потому что, будучи старым человеком, боялся насмешек соседей из-за женитьбы на юной девушке, но как только ты узнал, что моя госпожа ждет ребенка, ты послал за нею, и ее тайно привезли сюда. Они добродушно посмеются над тобой, над твоей скромностью и осторожностью и поздравят тебя, а твой сын Иосий подтвердит, что в такой-то день ты ездил в Иерусалим отдать первосвященнику свадебные деньги.

— Хорошо бы они поверили, — сказал Иосиф и взял Марию за руку. — Я, правда, старый человек, но Господь послал мне великое благословение. Я читаю правду в твоих глазах. и поэтому ни в чем не могу тебе отказать. Зовись моей женой и хозяйкой моего дома. Ты будешь спать со мной в одной спальне, но не бойся меня. Когда же твой сын научится говорить, позволь ему звать меня отцом, а мне его — моим сыном.

Мария заплакала.

— Пусть Бог благословит тебя, Иосиф, за любовь, которую ты явил Ему сегодня!

Потом она сказала:

— Мой господин, у меня есть еще одна просьба к тебе. Посланец Гавриил сказал мне, что ребенок должен родиться в Вифлееме. Не соблаговолишь ли ты поехать со мной в Вифлеем, когда придет время якобы для того, чтобы посетить дом твоего предка Давида?

— Конечно, мы поедем в Вифлеем, как только ты сочтешь нужным. Но, дочь моя, у меня тоже есть просьба к тебе. Когда в твоих руках окажется власть над женами моих сыновей и над двумя моими вдовыми племянницами, окажи им уважение сообразно их возрасту. Командуй ими, но пусть они думают, что они командуют тобой. Вряд ли им понравится, что я потратил деньги на молодую жену, да к тому же беременную.

— Ради тебя они, мне кажется, меня полюбят.

В Риме император Август говорил со своей женой Ливией.

— Наш друг Ирод Идумеянин просит невозможного. Я никогда не соглашусь.

— Почему?

— Потому что суд над Антипатром был мошенничеством с начала до конца. В частном письме Вар говорит об этом без обиняков. Да и новые свидетельства не подтверждены ни одним документом. А ты получила письмо от Саломеи, о котором упоминает Ирод?

— Я только что обнаружила его в тайных иудейских бумагах, но оно там совсем недавно. Я и знать о нем не знала. Моя Акма довольно долго не имела к этим бумагам доступа и никак не могла его скопировать, ведь она четыре месяца провела у своих родителей в Кирене. Ирод тоже не все знает.

— Значит, свидетельства подложны?

— Конечно. От них дурно пахнет!

— Тогда, ради всего святого, объясни мне, дорогая, почему я должен согласиться на казнь Антипатра?

— Потому что Ирод тебе нужнее Антипатра. Кроме того, старый Ирод не дурак, и у него наверняка есть причины бояться сына. После того как ты ошибся с Силлеем, — помнишь, я тебе говорила? — не стоит обижать его еще раз.

— В чем там дело?

— Если честно, понятия не имею. Что-нибудь религиозное, наверно. Эти евреи странный народ, а их родственники идумеяне и того хуже. Может, старик Афи-нодор знает. Он сам оттуда и разбирается во всех тонкостях. Думаю так. Когда не будет Антипатра и Ирода Филиппа, наследником станет царевич Архелай, и, если я не ошибаюсь насчет его глупости, он скоро перебаламутит всех евреев. Тут будет одно посольство за другим, а там бунт за бунтом, так что придется отстранить его и ввести в Иудее прямое правление. С Антипатром ничего такого не выйдет, он благоразумен и энергичен, а чем дольше они сохраняют свою независимость, тем труднее нам удерживать их в империи. Я ничего не имею против еврейского народа, но они страшно опасны, когда становятся фанатиками и вербуют в духовные сыновья Авраама греков, сирийцев и прочих жителей Востока. Интересно, знаешь ли ты, что кроме трех миллионов иудеев, живущих в Иродовой Палестине, у них есть еще около четырех миллионов процветающих и энергичных единоверцев, рассеянных по другим твоим территориям, и только около миллиона из них выходцы из Палестины, остальные же — новообращенные? Если их религиозная секта будет расти с такой же скоростью, как до сих пор, очень скоро она поглотит все древние культы Греции и Италии. Для иудеев обратить кого-нибудь в свою веру считается в высшей степени достойным деянием, а обращенный получает свою выгоду, присоединяясь к самой организованной системе взаимной помощи, которую ему предлагает иудаизм. К тому же евреи умны и предпочитают обращать в свою веру только самых ученых и трудолюбивых инородцев. Стать иудеем — очень почетно. Что тут выбирать? В один прекрасный день мы все равно вынуждены будем уничтожить власть Иерусалимского Храма, на котором сошлось тщеславие всех евреев. Так что, мне послать за Афи-нодором?