Панели светлого дерева, белоснежные скатерти, муляжи оленьих голов на стенах, тихая мелодия Моцарта – столовая для политиков и их друзей была окутана атмосферой искусственного покоя. Саша узнал одного депутата-социалиста в компании знаменитого журналиста-телевизионщика.

Марс помахал ему С ним за столом, спиной к Саша, сидел человек с намечавшейся лысиной. Подойдя, Саша узнал Оливье Фабера, который был крайне удивлен. Как видно, подполковника не предупредили о его приходе.

– Я советовал нашему другу здешнее знаменитое рагу из улиток, – улыбаясь, объявил Марс. – Присоединишься?

– Почему бы и нет.

– Вы мне объясните? – мрачно проговорил Фабер.

– Рецепт рагу? Я его не знаю. А ты, Саша?

– Я тоже.

– Зато я знаю, откуда взялось слово “Орегон”, – тихо продолжил Марс. – Ностальгия, в сущности, предательская вещь, Фабер. Вы служили в Штатах, и это наложило свой отпечаток. Мои друзья из префектуры не сразу, но все же сопоставили одно с другим. В этом преимущество конкуренции между службами. Во всяком случае, ваши враги прекрасно знают, как вас зовут. Для кодовых названий вы всегда выбираете американские штаты – Дакота, Вермонт, Айдахо. Забавно для специалиста по Африке.

Фабер хотел встать. Марс схватил его за руку.

– Я могу всполошить всю эту прелестную компанию, – сказал он, жестом указывая на зал. – Или сообщить журналисту, который обедает с раздраженным депутатом. Любое средство подойдет. Почему, по-вашему, я не заказал отдельный кабинет?

– Не думаю, что с вашей стороны разумно кривляться, Марс.

Комиссар подал разведчику конверт и предложил заглянуть внутрь. Фабер обнаружил ключ.

– Камера хранения в аэропорту Киншасы.

– И при чем здесь я?

– Коната спрятал там документы, которые не смог передать вам. Волею обстоятельств, подробности которых я опускаю, этот ключ попал к лейтенанту Киджо. В записке говорилось, что он должен передать это вам. Но Киджо решил не передавать. И у меня всего лишь один простой вопрос. Почему?

Фабер не проронил ни слова.

– У меня есть идея насчет того, как вы убедили Конату работать на вас. Первое покушение было липовым.

– Какое покушение?

– Наивность вам так же к лицу, как пояс для чулок епископу. Первое покушение на Конату было устроено у него на родине. Это вы все организовали, не так ли? Насколько я знаю, это в вашем стиле. После этого вы предложили Конате защиту. Возможно, работу в парижской газете. Правильно?

– Кто-нибудь может подтвердить эту галиматью?

– Конечно.

– Кто?

– По-вашему, я пахал в посольствах и не завел связей? Фабер, кажется, я угадал, что с вами не так.

– Вы бредите.

– Вы мерзавец. Просто-напросто. За это Коната поплатился своей шкурой. А чего ради вся эта возня?

Фабер скрестил руки на груди, пытаясь держаться с достоинством. Что не слишком ему удавалось. На этот раз, хоть Саша и не любил травлю, он не испытывал ни малейшего сочувствия.

– Позвольте мне угадать. Ради записных книжек Грасьена, верно? Откаты, которые получил Кандишар, чтобы финансировать свою избирательную кампанию, записаны в этих драгоценных книжечках. Все знают, что он их получал, но ни у кого нет доказательств. Но тут не один Кандишар. Тут политики всех мастей. Весь Париж жаждет завладеть этими записями. Например, Сертис, который мечтает перед уходом на пенсию посадить бывшего министра. Вам нужны были эти записи. Разумеется. И тогда вы придумали хитрую комбинацию.

Официант принес вино и закуски к аперитиву. Почувствовав напряженную атмосферу за столом, он быстро наполнил бокалы и удалился. Прежде чем продолжить, Марс пригубил бордо.

– Грасьен часто увлекался самыми разными людьми. Коната был допущен в его круг в Киншасе. Воодушевленный вашими обещаниями, Коната соглашается выкрасть записи на вилле Грасьена во время приема. К сожалению, все кончилось плохо. Грасьен спустил на него боевиков. А чего церемониться? Убийства журналистов в Африке не редкость. Кто бы мог обвинить Грасьена? Этим ублюдкам даже не пришлось убивать. Коната погиб в аварии, пытаясь от них ускользнуть. Записи попадают в руки мелкого парижского полицейского африканского происхождения. Лучшего друга Конаты. Почему? Наверное, потому, что из соображений конфиденциальности вы не назвали Конате свое настоящее имя. Журналист думал, что друг полицейский сумеет разыскать Орегона.

– Вы должны познакомить меня со своим другом дипломатом, Марс. Он просто феномен. Ему известно о моей жизни больше, чем мне.

– Туссен Киджо приходил к вам?

Фабер положил ладони на стол и наклонился к Марсу:

– Конечно. И поскольку он отказался отдать мне дневники, я замучил его до смерти. Давайте, расскажите это журналистам. Это настолько нелепо!

– Вы негодяй, Фабер, но не сумасшедший. Я и не думал, что вы станете пачкаться в крови. Скорее я бы представил в этой роли людей Грасьена.

– Что ж, вы здорово вляпались, Марс! Потому что Грасьен неприкосновенен.

Саша видел, что Фабер берет реванш. Поняв наконец, в чем его обвиняют, он как будто успокоился.

– Я ухожу, – сказал он, вставая. – У вас дел по горло. Очень интересно, как двое жалких легавых, которых руководство держит на коротком поводке, набросятся на великого Ришара Грасьена? Смотрите в следующей серии.

– Да, правильно. Убирайтесь, Фабер. Вы нам больше не нужны.

– В следующий раз не зовите, Марс, не приду Жаль вас, я бы мог вам пригодиться. Теперь вы один. Удачи.

– Хотите оставить за собой последнее слово? Трогательно. С чего вы решили спасать ваше несчастное самолюбие? Вы же просто шестерка.

От последнего оскорбления, брошенного Марсом небрежным тоном, Фабер позеленел и покинул ресторан. Марс поднял бокал.

– Когда дурак уходит со сцены, это стоит обмыть. Тем более у меня теперь есть то, что нужно.

Саша вопросительно поднял брови.

– Этот болван подтвердил то, что я подозревал.

– Вы так считаете?

– У него на роже было написано. Он действительно использовал Конату, чтобы выкрасть дневники. И провалился.

– Так вашего знакомого дипломата не существует?

– Существует. Но он поделился со мной всего лишь слухами. А теперь мы знаем, с чем имеем дело.

– Ключ липовый?

– Это старый ключ от велосипедного замка моей жены.

– А то, что Грасьен пытался убрать Конату, вам кажется убедительным?

– Вполне. Мой друг дипломат был тогда на приеме у Грасьена. Коната тоже. И в тот же вечер он погиб.

– Давно вам об этом известно?

– Несколько дней. Мой приятель – жуткий тугодум. Ему всегда надо тщательно все обдумать, прежде чем поделиться информацией.