— Нет, только не это.

— Да. Давай сюда твою карточку. — Он встал рядом со мной и принялся щупать и тискать меня. — Где она? Где она?

Его руки были везде, наконец добрались до карманов на джинсах и стали спускаться вниз.

— Отказываюсь ее возвращать, — засмеялась я. — Если серьезно, Маркус, то я не потеряла ее, но и ты ее не получишь.

— Полагаю, тебе неизвестны правила передвижной библиотеки. Ты берешь книгу, читаешь ее, пусть даже танцуешь с ней, если тебе так больше нравится, а потом возвращаешь ее симпатичному библиотекарю.

— Да нет, послушай меня. Ее открыли, и оказалось, что это совсем не книга, а дневник. Все страницы были пустыми.

Совсем пустые. Совсем мертвый.

— И на них кто-то стал писать.

— Ну… кто-то. Случайно, не ты?

— Точно не я. Понятия не имею, кто бы это мог быть. — Я засмеялась, но мне было не до смеха. — Всего на нескольких первых страницах. Я могла бы вырвать их и отдать тебе книгу, но…

— Лучше скажи, что ты ее потеряла. Так будет проще.

— Погоди минутку.

Я бросилась в дом, промчалась вверх по лестнице, отдернула половицу и вытащила дневник. Потом, прижав его к груди, побежала обратно.

— Ты не будешь его читать, но вот тебе доказательство, что я его не потеряла. Я заплачу? сделаю как скажешь… Но не отдам его тебе.

Маркус понял, что я говорю серьезно.

— Нет-нет, ничего страшного. Одна книга не делает погоду. Можно мне прочитать? Там есть что-нибудь обо мне?

Я засмеялась и отодвинулась подальше, чтобы он не отобрал у меня дневник. Однако он был сильнее и выше, так что дневник оказался у него в руках. И я испугалась. Маркус открыл первую страницу, и я стала ждать, когда он прочитает ее и получит подтверждение о самоубийстве папы.

— Я не должна была говорить Уэсли о папе, — прочитал Маркус. — Кто такой этот Уэсли? — спросил он, оборачиваясь ко мне.

— Понятия не имею. — Больше не смеясь, я попыталась вернуть себе дневник. — Маркус, отдай дневник.

Он протянул его мне:

— Извини, я не должен был читать, но ты неправильно поставила дату. Пятое — завтра.

В ответ я лишь покачала головой. По крайней мере, я убедилась в реальности дневниковых записей. Дневник на самом деле существовал.

— Извини, я не должен был читать.

— Нет, ничего. Это не я писала.

— Тогда, верно, кто-то из Килсани?

Пожав плечами, я закрыла дневник. Мне очень хотелось прочитать, что там написано.

— Да, кстати, я нашла сестру Игнатиус!

— Надеюсь, живую?

— Она живет по другую сторону сада. Я покажу.

— Нет, Гудвин, я тебе не доверяю. В последний раз ты направила меня в разрушенный замок.

— Я сама провожу тебя. Пойдем в библиобус,

Книжник. Пробежав по тропинке, я прыгнула в автобус. Маркус со смехом последовал за мной. Когда мы остановились возле жилища монахинь, я нажала на клаксон.

— Тамара, так нельзя. Это же монастырь.

— На самом деле это не совсем монастырь, — проговорила я и еще раз нажала на клаксон.

На пороге появилась рассерженная женщина в черной юбке, черном джемпере и белой блузке, с золотым крестом и в белом монашеском покрывале. Она выглядела старше, чем сестра Игнатиус. Не дожидаясь расспросов, я выскочила из автобуса.

— Из-за чего весь этот шум?

— Мы приехали к сестре Игнатиус. Она хотела взять у нас книжку.

— Сейчас время молитвы, и ее нельзя беспокоить.

— А, да, конечно. Подождите, пожалуйста. — Я побежала в автобус, обогнув его сзади. — Вы не могли бы передать это ей? Скажите, от Тамары. Специальная доставка. На прошлой неделе она сделала заказ.

— Обязательно передам.

Монахиня взяла книгу и тотчас исчезла за дверью.

— Тамара, — строго произнес Маркус, — какую книгу ты ей дала?

— «Соблазненная турецким миллиардером» — лучшая книга издательского дома «Миллс и Бун».

— Тамара! Из-за твоих проделок меня уволят.

— Похоже, тебе не все равно! Едем, Книжник! Увези меня отсюда!

Мы поехали в город и даже остановились в людном месте. Но на самом деле мы отправились в Марокко, и он поцеловал меня у подножия пирамиды в Гизе.

— Итак, чем ты занималась последние несколько дней? — излучая счастье, спросила Розалин, накладывая мне на тарелку три тысячи калорий. Дневник не ошибся насчет пастушьего пирога.

Она перехватила меня, едва я вошла в дом. Правда, у меня все же было достаточно времени, чтобы спрятать дневник в своей комнате и вернуться вниз. Мне не хотелось говорить, что я провела день с Маркусом, ведь она могла бы и запретить нам встречаться. Однако она не могла быть против моего общения с монахиней, или могла?

— Довольно много времени я провела с сестрой Игнатиус.

Розалин уронила большие ложки в миску, потом на удивление неловким движением вновь вынула их из воды.

— С сестрой Игнатиус? — переспросила она.

— Да.

— Но… когда вы познакомились?

— Несколько дней назад. А как чувствует себя сегодня ваша мама? Она когда-нибудь придет к нам на обед?

— Ты не говорила о том, что познакомилась с сестрой Игнатиус.

Не говоря ни слова, я сидела и смотрела на нее. Ее реакция была в точности такой, как я написала в дневнике. Надо ли мне извиниться? Надо остановить этот разговор? Я не знала, что делать и как распорядиться информацией, которую получила. И какой в ней смысл?

Тогда я сказала:

— Я не говорила, как не говорила о том, что у меня во вторник началась менструация, но она же началась.

Артур вздохнул, у Розалин затвердело лицо.

— Говоришь, ты познакомилась с ней несколько дней назад? Ты уверена?

— Конечно же уверена.

— Может быть, это произошло сегодня?

— Нет.

— Она знает, где ты живешь?

— Да, знает. Она знает, что я живу тут.

— Понятно, — почти беззвучно произнесла Розалин. — Но… она приходила сегодня утром. И не задала о тебе ни одного вопроса.

— Правда? А вы что сказали ей обо мне?

Иногда, меняя тон, меняешь смысл произнесенных слов, и мне об этом было известно. Как правило, в письменных посланиях люди не улавливают нужный «тон» или, улавливая некий «тон», совершенно неправильно понимают смысл невинных фраз. Бесчисленное количество раз я ссорилась с Зои из-за того, как воспринимать послание из пяти слов. Однако моя последняя фраза имела особый смысл, и я намеренно подчеркнула ее своим тоном. Розалин поняла. Ума ей не занимать, и она сразу сообразила, что я могла слышать их разговор с сестрой Игнатиус. Правда, пока они беседовали, из душа доносился шум льющейся воды, но теперь это ничего не меняло.