— Розалин, — услышала я шепот. Артур остался возле двери. — Что ты делаешь?

— Хочу убедиться, что с ней все в порядке.

— А что может быть не в порядке? Она уже не ребенок. Лучше пойдем спать.

Я почувствовала ее руку на моей щеке, потом она убрала волосы с моего лица и завела прядь за ухо, как это обычно делала мама. Мне оставалось только ждать, когда она поднимет одеяло и обнаружит не совсем то одеяние, в котором я должна была быть, но вместо этого я услышала дыхание Розалин на моей щеке, ощутила нежное прикосновение ее губ к моему лбу, и потом она ушла. Дверь закрылась.

Она уже не ребенок.

Розалин ушла, и я, дождавшись, когда захрапит Артур, слезла с кровати, открыла окно и, не размышляя, выбралась наружу, после чего легко спрыгнула на крыльцо. Лишь после того как я очутилась на траве и посмотрела наверх, на дом, на мою спальню, на закрытое окно, я поняла предупреждение самой себе насчет того, что окно закрывать не надо.

С зажженным фонариком я направилась в сторону замка, то есть на звуки голосов. Видимость была отвратительной, всего на пару шагов, а дальше все погружено в ночную тьму. Казалось, деревья таили в себе гораздо больше тайн, нежели я думала днем, и ночные шорохи, которыми они переговаривались между собой, побуждали меня верить в то, что им есть, о чем рассказать. Приближаясь к замку, я все отчетливее слышала голоса, вдыхала дым, слышала музыку, звяканье бокалов или бутылок. Мне был виден свет, лившийся из открытой двери и из комнаты с неповрежденными окнами справа. В остальных комнатах царила мгла. Выключив фонарик, я отправилась вокруг замка, миновала две комнаты, из которых открывался великолепный вид на озеро и на несколько сотен ступенек к нему. Потом подошла к комнате, где уже была прежде, остановилась и прислушалась.

Исходящий от ночных звезд свет желтыми пятнами ложился на старую стену. Звезд было много, и я, в полной уверенности, что в комнате никого нет, заглянула внутрь, хотя люди, которых я видела в другом окне, производили весьма сильное впечатление. Мне казалось, что только я наблюдаю за ними, но тут послышался чмокающий звук поцелуя. И почти сразу раздался крик.

Началась беготня, было много громких голосов, одни пытались утихомирить других, поднялся шум от падающих банок и бутылок. Со всех сторон доносился шепот. Потом чья-то рука коснулась моих волос, меня схватили за шиворот и буквально потащили куда-то.

— Эй, отпустите, — брыкалась я. — Уберите свои поганые руки.

Я била по рукам, обхватившим мою талию — несомненно, мужским рукам, — когда меня почти оторвали от земли и то ли понесли, то ли потащили дальше. Мысленно я поблагодарила Розалин за ее богатую углеводами диету и за несколько лишних фунтов, которые я набрала в ее доме, ведь иначе похититель легко вскинул бы меня на плечо. Оказавшись внутри, он посадил меня на землю и, оставаясь у меня за спиной, не спешил убрать руку. Пару раз я попыталась обернуться и все-таки добилась того, что увидела уродину со щетиной на подбородке. Шесть человек смотрели на меня во все глаза. Одни сидели на лестнице, другие — на ящиках, стоявших на полу. Мне очень хотелось наорать на них, чтобы они убирались из моего дома.

— Она следила за нами, — проговорил один из кричавших, который встал в дверном проеме и дышал так, словно еще немного — и он потеряет сознание.

— Я не следила, — сказала я, глядя то в одну, то в другую сторону. — Наглая ложь.

— Она американка? — спросил один из парней.

— Я не американка.

— А говоришь как американка, — заявил другой парень.

— Ханна Монтана![53]

Все засмеялись.

— Я из Дублина.

— Ну конечно!

— Из Дублина.

— До Дублина тебе как до неба.

— Я приехала сюда на лето.

— На каникулы, — произнес кто-то, и все опять засмеялись.

Еще один парень появился в дверях. Некоторое время он прислушивался к тому, как я пытаюсь защитить себя не своим, визгливым голосом, который была не в силах контролировать. Я сама не понимала, как потеряла самообладание в окружении местных бандитов.

— Гарри, отпусти ее, — в конце концов произнес парень, который пришел последним.

Щетинистого подбородка Гарри как не бывало. Определить главного в шайке не составило труда.

Как только мне вернули свободу, я быстро взяла себя в руки:

— Может быть, вы хотите задать мне еще вопросы? Например, вы, сэр в морском кителе и «док-мартинсах», не хотите ли задать мне вопрос о временах особой славы «Ганз эн Роузез»?[54]

Кто-то хихикнул и, получив удар локтем, закричал от боли. Гарри-Щетинистый-Подбородок все еще стоял сзади и пребольно пихнул меня в спину.

— Я услышала вас, когда лежала в своей комнате. Уже была в постели.

Мне было ясно, что вид у меня как у самой жуткой приставалы на всем свете, как у ребенка, прервавшего званый обед взрослых.

— Ты живешь поблизости?

— Она врет.

— Ну да, а как ты думаешь, где я живу? Или я прилетела из Лос-Анджелеса на полночную прогулку?

— Ты живешь в доме у ворот?

— В королевском доме у ворот, — вмешался кто-то еще, и все захохотали.

Что ж, мой дом и впрямь далек от Букингемского дворца, однако он намного лучше множества ветхих домов-сараев, мимо которых мы проезжали. Я переводила взгляд с одного лица на другое, пытаясь обдумать свои ответы. Неужели я сглуплю, если правдиво отвечу, у кого живу?

— О нет, я живу в коровнике и сплю со свиньями, как вы сами, — отрезала я. — Не понимаю, в чем вы усмотрели проблему. Не похоже, что он тоже отсюда.

Я обращалась к смуглокожему главарю банды, который стоял в дверном проеме и пристально смотрел на меня. В подобных ситуациях, когда становишься заложницей, надо искать лидера и говорить с ним. Не самая умная идея, если серьезно.

Ребята переглядывались, и я слышала слово «расист», повторяемое снова и снова.

— При чем тут расизм? — Я обвела взглядом остальных. — На нем одежда от «Дискваер». В последний раз, когда я смотрела Хиксвиль[55], там такой одежды не было.