Кристо отвечает отцу ухмылкой.

— Вам что, о нем не рассказали?

— Рассказали. Ну, без подробностей, но… да.

— Это фамильный недуг.

— Как он называется?

— Да никто не знает. Мы ходили по врачам, они не могут определить. У меня в детстве было то же самое, но я выздоровел. Так что надежды у нас никто не отнимет.

У Иво завораживающий голос — мелодичный и молодой, но при этом хрипловатый, как будто после недавно перенесенной простуды. Такой голос заставляет тебя невольно податься вперед, чтобы не упустить ни единого слова.

— Вы излечились от этого заболевания? Замечательно. Насколько я понимаю, многие ваши родственники от него умерли.

Иво опускает глаза:

— Да. Мне повезло.

— Вы не знаете, почему вы выздоровели?

Он качает головой. Похоже, ему не хочется развивать эту тему.

— Если бы мы знали…

Я смотрю на него и на мальчика. Если этот загадочный смертоносный недуг мог отступить, может ли он вернуться обратно? Какое наследие он оставил после себя Иво? С виду он выглядит вполне нормально, несмотря на хрупкое сложение и до странности мальчишеский внешний облик. Впрочем, если он был как Кристо, в этом нет ничего удивительного.

— Думаю, это ее и напугало. Я имею в виду Розу. Когда мы поняли, что Кристо болен, она не смогла этого вынести. Не захотела больше иметь с нами ничего общего. Пожалуй, я ее даже не виню — кто на ее месте решился бы еще завести детей, когда неизвестно…

Я прошу Иво припомнить события шестилетней давности, когда ушла Роза. Он избегает смотреть мне в глаза и вместо этого принимается расспрашивать сына — наелся ли он, не хочет ли пить. Ответа ни на один свой вопрос он не получает, но, судя по всему, между отцом и сыном происходит какое-то безмолвное общение, неуловимое для меня, потому что Иво реагирует так, как будто Кристо что-то ему сказал. Не могу определить, понимает ли мальчик, что происходит. Он не обращает внимания на наш разговор, сосредоточенно разглядывая то вещи на столе, то фигурку мультяшного героя, которую держит в руке. Наверное, Иво к такому привык, но у меня складывается впечатление, что он прячется за сыном. Кристо и его загадочный недуг — его заслон от мира. От мира и от вопросов назойливых частных детективов.

Иво утирает подбородок сына от невидимой невооруженным взглядом слюны, а я спрашиваю:

— Вы говорите, Роза уехала посреди ночи. Неужели это не показалось вам странным?

— Нет.

— Ваш отец сказал, от Черной пустоши довольно далеко добираться до всех станций. Ближе всего оттуда до Или?

Иво вскидывает глаза. Вот он, пристальный взгляд. Мгновение спустя Иво меняет положение, приподнимает Кристо и усаживает поудобнее.

— Это было на Черной пустоши под Севитоном.

— Да, точно.

— Почему вы назвали Или? — недоумевает он. — Я даже не помню, когда мы там останавливались.

— Мне кажется, ваш отец упоминал о нем. Рядом с Уотли, неподалеку от Или.

— He-а. Уотли… там все обнесли забором… не знаю… лет десять назад? Да мы не стали бы жить там в зимнее время. Там зимой всегда затоплено.

— А стоянка в Севитоне… Вы имеете в виду заброшенный меловой карьер?

Иво снова смотрит мне в глаза.

— Да. Вы ее знаете? — спрашивает он.

— Я там бывал. Ее тоже называли Черной пустошью?

— Мы между собой звали ее именно так.

У него такой вид, как будто он действительно об этом раздумывает. В нем нет ни малейшей напряженности.

— Мой отец завязал с кочевым образом жизни, — говорю я. — Сложно это в наше время.

Иво лишь хмыкает в ответ, а я продолжаю:

— Тогда, в Севитоне, как, по-вашему, уехала Роза?

— Должно быть, кто-то ее подвез. Так мы решили. Она иногда ездила в Севитон. Брала папину машину и колесила где-то часами. Наверное, нашла там себе кого-нибудь.

— А вы когда-либо видели ее с кем-то еще? Слышали от нее какие-нибудь имена? Или что-то подобное?

Иво медленно качает головой:

— Я ни о чем не подозревал. Все мои мысли были заняты Кристо. Наверное, я не слишком много уделял ей внимания.

Он снова смотрит на малыша, и его лицо смягчается.

— Что она забрала с собой? — спрашиваю я.

— Да практически все.

— А деньги?

— Наверное, и деньги тоже.

— У вас она денег не взяла?

— Да там и брать-то было нечего. Она забрала свои побрякушки, ну, браслеты, сережки всякие.

— У вас не осталось никаких ее вещей?

Иво качает головой:

— Если она что и оставила, я от всего избавился.

— А что она оставила?

Он смотрит на меня как на идиота и отвечает:

— Ну, одежду какую-то.

— И что вы сделали с ее вещами?

— Сказал же, избавился от них.

— Вы не думали, что она может вернуться?

— Я бы не пустил ее обратно после того, как она сбежала. Ужасно был зол.

Он смотрит на сынишку, и тот отвечает на его взгляд ангельской улыбкой. Иво тоже улыбается — впервые за все это время по-настоящему — и целует мальчика в макушку.

— И никто нам с тобой не нужен, правда, малыш? Она сама не знала, от чего отказывается.

Улыбка у него, когда он на миг перехватывает мой взгляд, кажется грустной.

— Значит, это произошло… в ноябре.

— Да, вроде бы так. Точно не помню.

— То есть Кристо было всего несколько недель?

— Да. Хотя… может, это было и чуть позже.

Я делаю пометку в своем блокноте. Тене сказал, что Роза сбежала, когда Кристо было несколько месяцев, а это означает, что все случилось после Рождества. Впрочем, человеческая память — штука ненадежная.

— Вы знаете, что у нее есть сестры? — спрашивает он меня. — Вы с ними уже разговаривали? Они-то уж должны знать.

— Да. Они ничего о ней не слышали.

Иво хмурится:

— Я знаю, что она не была счастлива. После того, как он появился на свет. Иногда она говорила совсем уж странные вещи. Например, как-то раз… Послушайте, давайте-ка выйдем на минутку.

Он нахлобучивает стариковскую шляпу, опускает поля, так что из-под них почти не видно глаз, и, неся сына на руках, ведет меня к другому небольшому трейлеру. Нам открывает мальчик-подросток. Сразу понятно, еще один Янко. Мальчик осторожно берет Кристо и скрывается с ним за дверью.

— А это кто? — спрашиваю я непринужденно, когда мы отходим в сторонку и Иво закуривает.