Что я там говорил? Разумеется, я ей позвонил. Позвонил вопреки всему. В ухо мне бил гудок за гудком. Но ее или не было дома, или у нее хватило ума не подходить к телефону. В конце концов я положил трубку и принялся рыться в завалах бумаг на столе. Отыскал записку с телефоном Ванессы и набрал номер, пытаясь восстановить в памяти ее расплывчатый облик. Я испытал укол совести, когда понял, что не помню толком, как она выглядит.

С той ночи, которую мы провели вместе, прошло уже больше двух недель, так что я не был удивлен, получив настороженный ответ:

— Что-то ты не спешил.

— Я понимаю. Прости. Я… э-э… — Я подумал и не стал говорить «я был занят». Это прозвучало бы оскорбительно. — Я не был уверен, чего я хочу. Не знаю, говорила ли Мадлен, но я сейчас развожусь, и… У меня не слишком хорошо получается продолжать жить. Так, кажется, это называют?

— И зачем ты звонишь?

— Ну, я… вдруг ты еще не передумала сходить куда-нибудь вечерком… в кино, например.

Повисла пауза. Я представил, как Ванесса взвешивает в уме все варианты. Наверное, она пришла к выводу, что большинство мужчин, которых она может встретить — в нашем возрасте, я имею в виду, — скорее всего, будут, что называется, с багажом.

— Я даже и не знаю. Можно мне подумать?

— Да, конечно.

— Ну, тогда ладно. Что ж… пока.

Я кладу трубку в легком изумлении. По крайней мере, я отвлекся от своих мыслей, и то хорошо.

Когда на следующий вечер Ванесса перезвонила мне, я воспрянул духом. Я уже решил было, что она не станет звонить в отместку — и поделом, — тем приятнее мне было услышать ее голос. Но она сказала, что хорошо все обдумала и, хотя я ей нравлюсь, связываться с таким ненадежным человеком ей не хочется. Ей слишком много для этого лет, сказала она. И добавила, что ей очень жаль, — это было с ее стороны мило, но совершенно излишне. Я сказал, что мне тоже очень жаль и что я все понимаю. Нам обоим было очень жаль, и мы оба все понимали. Когда я положил трубку, я почувствовал себя столетним стариком.

Зато у Лулу сегодня голос жизнерадостный, если не сказать довольный. Я прошу ее встретиться со мной еще раз, чтобы «прояснить кое-какие моменты». Она не спрашивает ни что это за моменты, ни почему их нельзя прояснить по телефону.

Мы встречаемся в том же самом кафе, что и в прошлый раз. Но сегодня здесь более людно, суббота как-никак. Лулу появляется через минуту после меня. На ней джинсы, а под ними — отмечаю я против воли — черные блестящие сапоги на убийственно высокой шпильке. Вид у нее не такой напряженный, как в прошлый раз, словно с души у нее упал какой-то камень. Даже ее волосы кажутся более мягкими, не такими вызывающе черными.

— Как продвигается ваше расследование? — спрашивает она.

— Боюсь, не слишком хорошо. А вы сегодня работаете?

Я не собирался этого говорить, как-то само вырвалось.

— Что? Нет.

— Надеюсь, я не нарушил ваши планы на выходной.

— Хм, нарушили. Но это не страшно. Я все равно хотела выйти в магазин.

Лулу роется в сумке и в конце концов извлекает из нее пачку сигарет и пластмассовую зажигалку. Зажигалка срабатывает раза с десятого.

— Я полагаю, рабочий день у частной сиделки ненормированный?

— Да, это так. Но Дэвид — парень, за которым я ухаживаю, — в общем, ему очень помогают родные. Он живет с матерью, и она до сих пор много для него делает.

— Так, значит, он молодой?

Думаю, мне удалось изобразить небрежное удивление.

— Да. Он инвалид. Ужасная история. Когда ему было двадцать, у него обнаружили опухоль позвоночника. Ее удалили, но во время операции повредили спинной мозг. Целых два раза, представляете? Теперь практически все тело ниже шеи у него парализовано.

— Бедняга.

— Да, — кивает она, — посмотришь на такого и начинаешь понимать, как тебе в жизни повезло. Впрочем, он не унывает. Держится молодцом.

Лулу ласково улыбается. Ха, ну еще бы — с такой-то сиделкой.

Она закидывает ногу на ногу и принимается разглядывать носок своего блестящего сапога, покачивая им вверх-вниз. Интересно, что еще она проделывает со своим прикованным к инвалидной коляске подопечным? Я слышал о таких людях — им нравится главенствовать, нравится, когда кто-то находится полностью в их власти. Она из таких побуждений этим занимается?

— И как же вы попали на эту работу?

— Когда у тебя нет никакой квалификации, выбора изначально не слишком много. А если ты при этом еще и женщина, к тому же не самой первой молодости, остается идти либо в сиделки, либо в уборщицы.

В ее голосе нет горечи, это просто констатация факта.

— Судя по всему, вам повезло с клиентом.

— Так оно и есть. До него я работала в доме престарелых. Так что мне есть с чем сравнивать.

Она улыбается. Я не нахожусь, что ей ответить. Мы прихлебываем чай.

— Не напали еще на след Розы? — спрашивает она.

— Нет. Зато я встречался с вашим племянником — и его сыном.

— Вот как. И что?

— Похоже, Иво не слишком хорошо помнит обстоятельства, при которых исчезла его жена. Или не горит желанием мне рассказать.

Она не клюет на эту наживку.

— Во всем этом деле есть пара вещей, которых я не понимаю, — продолжаю я.

— Да? И какие же?

— Тене сказал, что Роза исчезла, когда они стояли на Черной пустоши под Севитоном.

— И тогда вы спросили об этом меня.

— И вы ответили, что Черная пустошь была под Уотли, где она и находится.

— Значит, он ошибся.

— Стоянку под Севитоном называют не Черной пустошью, а Египетской дорогой. Никто не зовет ее Черной пустошью…

Она пожимает плечами.

— …Но Иво настаивает, что это было под Севитоном и это была Черная пустошь.

Лулу сбита с толку, вид у нее настороженный.

— И что?

— Может, и ничего. Но вы ведь не знали, что стоянку под Севитоном называют Черной пустошью.

Теперь она выглядит несчастной.

— Я уже не помню… не была там двадцать лет. Я понятия не имею, где они находились. Знаю только то, о чем мне рассказывали, — и это было уже потом.

— Когда — потом?

— Да, пожалуй, когда Тене попал в аварию. Да. Точно. Я тогда впервые увидела их после свадьбы.

— Когда это случилось? Авария, я имею в виду.

— Но какое отношение это имеет к Розе? Это было уже после того, как она сбежала.

— Я понимаю, что это может казаться несущественным. Сейчас вообще мало что кажется существенным. Мне приходилось разыскивать пропавших людей… Странно, что нет вообще никаких следов. Я ищу любые зацепки.