— Сладко поешь, Семен. Только слабо мне верится, что ты не о себе, а о культурном наследии России думаешь.

— Не скрою, я заинтересован в проекте. Мне хотелось бы вести его.

— И работать на человека, которого ненавидишь?

— Я заключал договор с Виталей. Кто его финансирует, не мое дело.

— Даже для террористов бы что-то построил?

— Мечеть — да. Остальное нет.

Тут из-за стола поднялся Виталя. Опьяневший за какие-то минуты. Шатаясь, он двинулся к отцу и Семе.

— Как же вы оба меня задрали, — рыкнул он. — Причем с детства! Ты, Сема, знал, что я рос в твоей тени? А ты мне не брат и вообще не родственник! Я слышал постоянно: смотри, какой молодец Семен. Он хорошо учится, ведет себя примерно, рисует, читает, мастерит и уже знает, кем хочет стать…

— Ты нажрался уже, что ли? — обалдел Сергей Сергеевич. — Или принял чего?

— Да, батя, я бухаю. И могу иногда чем-нибудь закинуться. Вот такой я у тебя… Не то что Сема. Этот идеален. Ткни меня в это еще раз. — Он повернулся к Ткачеву: — Он тебя выбрал — не я. Сказал: денег даст под проект «Усадьба», если я тебя сделаю главным архитектором. Искупить вину хочет. Двух зайцев убить, понял, да? От сына откупиться и внутренних демонов, совесть терзающих, задобрить… Она еще есть, подумать только!

— Сын, иди приляг. Сейчас лишнего наговоришь и себе самому жизнь испортишь.

— Что, заберешь откупные? Да подавись! Я впервые в жизни чем-то загорелся. Нашел дело по душе. Но ты не мог дать мне карт-бланш. Навязал Семена. И ладно, я согласился на сотрудничество. Он на самом деле талантливый чувак. А с личной неприязнью я справлялся. Но тебе и этого мало. Прислал какую-то дуру из телика, которая напела тебе о том, что место опасное и не стоит на нем ничего затевать…

— Я подстраховываю тебя, дурило, — процедил Сергей Сергеевич. — Для тебя все, не для меня.

— А я хочу, чтоб ты дал мне расправить крылья и полететь.

— Ты бы давно в лепешку расшибся, птенчик.

И далее в том же духе.

Устав от их перепалки, Женя ушел в дом. Выбрал для себя дальнюю комнату, до которой если и доносились звуки с улицы, то лай собак, мычание коров и куриное кудахтанье.

Он лег на кровать, стоящую рядом с окном. Его пришлось распахнуть, поскольку от белья, дорожек и занавесок пахло сыростью. Дом плохо протапливался и проветривался — он был большим, а постоянно в нем обитал один человек: мама Лены. Обжитыми были только кухня, спальня и зал. В остальных помещениях царило запустение.

Нога ныла. Но Женя принял таблетку, и она скоро подействует. Остается дождаться этого и погрузиться в сон.

Дневник княжны все еще был при Жеке, он раскрыл его, чтобы почитать.

Ляпин не торопился. По предложению, абзацу, странице. Дойдя до конца ее, визуализировал текст. Как будто пересматривал отснятый эпизод.

В тексте было много вставок на французском. И тут на помощь приходил переводчик в телефоне.

А Лена, первой прочитавшая дневник, как оказалось, неплохо его знала. Она на самом деле была большой умницей, но при всем при этом Ляпину подсознательно не нравилась. Он сам не знал, почему. Вроде славная, что-то в ней не то.

Симпатия периодически вспыхивала, но тут же тухла. Естественно, не из-за профессии, которой Лена зарабатывала деньги. Она, по его мнению, как раз придавала ей пикантности. Башковитые бабы, как правило, скучны, но только не те, которые могут пробудить в мужике низменные инстинкты. Разжечь его не только как оппонента в научном споре, но и как самца.

А представляя Лену в белье и на барной стойке, Женя не сомневался в том, что у нее отлично это получалось. Да и пресыщенный Виталя не повелся бы только на шикарную фигуру и милое личико. Значит, в этой интеллектуалке есть огонь!

Ляпин собрался приступить к чтению дневника, как вдруг услышал:

— Тук-тук-тук!

Голос звучал тихо, но отчетливо.

Подняв голову, Женя увидел в окне лицо Тайры. Эта женщина умудрилась подойти к нему бесшумно, как кошка на своих мягких лапках.

— От тебя не спрятаться, не скрыться, — пробормотал Жека. — Как ты узнала, где я?

— Почувствовала. Сердцем.

— А серьезно?

— Увидела в окне твой силуэт, — чуть улыбнулась она.

— Как умудрилась пройти мимо Лехи? — Друг точно не пустил бы Тайру к нему.

— Я перехитрила дракона, охраняющего башню. В заборе есть дыра. Я пролезла через нее. Не возражаешь, если я заберусь?

— Валяй.

В любой деревенский дом было легко попасть через раскрытое окно, и Тайра, встав на завалинку, перекинула через проем сначала одну ногу, затем другую, и вот она уже сидит на подоконнике. Он широкий, ее попка маленькая. Могла бы там и остаться. Но нет, спрыгнула, окно закрыла и шторы задернула.

После этого опустилась на кровать, разместившись в ногах Жени.

— Больно? — спросила она, ткнув пальцем в загипсованную.

— Да. Но скоро подействует таблетка. — Он всегда капризничал, когда болел. Но не при Тайре.

— Ты из-за меня поперся в усадьбу?

— И да, и нет, — уклончиво ответил Ляпин.

— Брось, Евген. Ты же хотел найти места силы и показать их мне?

— Зачем мне это?

— Я попросила у тебя помощи, ты на эмоциях отказал, а потом одумался.

Она в главном ошиблась. Думал он, когда ей отказывал. О гордости своей. Самоуважении. Не может он, взрослый мужчина, умный, в жизни понимающий, прыгать на задних лапках перед той, которая его бросила. Но стоило Тайре уйти, как он поплыл. Включились эмоции. Захотелось бежать за ней, подпрыгивая… или ползти по пыльной деревенской дороге, усеянной свежими и подсохшими коровьими лепехами…

— Я пошел в усадьбу, чтобы найти места силы и скрыть их от тебя, — вслух сказал Женя.

На самом деле, очутившись в особняке, он обрел спокойствие. Его перестали захлестывать эмоции, но и разум не давил. Леха сказал бы, что Ляпин «словил дзен».

— Ты меня разлюбил?

Этот вопрос застал Ляпина врасплох.

У него даже дыхание перехватило на несколько секунд, как будто он в солнечное сплетение получил. Он никогда не признавался Тайре в чувствах. Обычно говорливый, он не мог заставить себя произнести три заветных слова. Одно «люблю» запросто. С местоимением «я» тоже без проблем. «Я люблю макароны», например. Но он не облекал истинные чувства в заветные сочетания из трех слов…

Язык не поворачивался.

— С чего ты взяла, что я тебя любил? — восстановив дыхание, выдал Женя.

— Ты звал меня замуж.

— Помню. Но женятся по разным причинам.