— Какого плана? — поинтересовался Маркин.

— Они сидели.

— Многие сидели, — пожал плечами Игорь Леонидович. — Даже нескольких депутатов Государственной думы могу назвать.

— Смотря за что сидели!

— Тебе-то, Валерий, какое дело? — равнодушно спросил Маркин. — Или, может быть, ты изменил свое решение?

— Не изменил. Но мне нужно знать некоторые частности…

— Ты получишь круглую сумму в баксах, — сухо перебил его Маркин, — и положишь на тот счет в швейцарском банке, где у тебя уже и без того кое-что лежит. На черный, как говорится, день… Вот тебе и все частности!

Резко завершив разговор, Игорь Леонидович не обратил внимания на улыбку, скользнувшую по губам Комара. А зря, стоило бы…

Если Эдуард Эдуардович Штиль называл себя мозгом империи Отца, существом, так сказать, высшего порядка, для которого житейские мелочи, как- то: криминальные разборки, убийства и даже деньги — не имели решающего значения, то Баграт Суренович Мкртчян был человеком сугубо земным. Он занимался насущными и реальными проблемами: порядком и дисциплиной в огромном и многоплановом хозяйстве господина Коновалова.

Каждый «крестный отец», занимая трон, мечтал об объединении все преступных группировок, отлично сознавая, что разборки между ними наносят братве гораздо больший урон, чем действия всей правоохранительной системы. Однако до сих пор никому еще не удавалось воплотить мечту в действительность.

Бытует мнение, что преступность не имеет национальности. Но попробуй, скажем, тот же белый американец сунуться в негритянскую банду! Или, если ты не итальянец по происхождению, в коза ностру! На подхват, в «шестерки» еще пожалуй, но к главному пирогу и не мечтай пробиться. А что уж говорить о России, где действуют чеченские, азербайджанские, грузинские, армянские, дагестанские и прочие кланы, основной целью которых является обогащение за счет славянского населения…

К середине девяностых годов чеченская преступная община набрала огромную силу, по сути дела, она стала полновластной хозяйкой в Москве и Петербурге, обложив данью большую часть торговли, в совершенстве овладев искусством делать «крышу» богатым коммерсантам и директорам банков, выкачивая из них миллиарды рублей, а когда чеченцы переключились на изготовление фальшивых авизовок и создание временных коммерческих банков, их прибыль стала прямо-таки фантастической, исчисляясь десятками триллионов. Но и на этом чеченский клан не успокоился, запустил руки в торговлю нефтепродуктами, стратегическими материалами, драгоценными металлами и оружием, нагло сунулся в те сферы, где центрили славяне во главе с вором в законе Вячеславом Иваньковым, Япончиком.

Именно Япончик и начал беспощадную войну с чеченцами. Никому уже не узнать, сколько людей погибло с той и другой стороны, но их количество исчисляется сотнями. А когда чеченцы не отомстили за смерть своего авторитета по кличке Хоза, стало понятно, что близится конец этнической бандитской общине.

Казалось бы, можно жить спокойно — получай бабки со злачных мест типа ресторанов, кафе, казино, массажных салонов, со старушек, наконец, торгующих сигаретами. Бери долю с торговцев наркотиками и сутенеров, купайся в собственном бассейне и лови в личном пруду зеркальных карпов… Но недаром говорят, что много денег не бывает. Начались недоразумения по поводу раздела территорий, снова взялись за оружие, а мирные стрелки стали заканчиваться кровавыми разборками уже между славянами.

По некоторым данным, в России насчитывается около семисот воров в законе, которые имеют нелегальную, но вполне реальную власть, прекрасно уживаются с органами милиции и чувствуют себя царьками. И дворцы их, разбросанные, к примеру, по Подмосковью, таковы, что незазорно проживать и царям, а не царькам. Вот они и тянутся к высшей должности, лелея тщеславные мысли, которые, как правило, сильно притупляют осторожность: а почему бы и в самом деле не стать во главе уголовной империи?

К несомненным достоинствам Баграта, пятидесятилетнего армянина по крови, но потомственного москвича со значительным уголовным прошлым, Григорий Степанович Коновалов относил отсутствие у того всякого тщеславия и собачью преданность. Недаром называли его за глаза Малютой, намекая на цепного пса Ивана Грозного — немало тот по приказу своего господина и душ загубил, да и сам закончил жизнь на плахе.

Жил Баграт в красивом кирпичном особняке, не таком шикарном, разумеется, как у Отца, пониже и пожиже, словно не ставил перед собой цели особо выделяться среди тех же царьков и крупных госчиновников, погрязших в коррупции и воровстве. Пусть те жируют, ему же свое имя и страх, который оно вызывает в уголовном мире, куда важнее…

Основной бедой криминального сообщества, считал Баграт, которого Отец заставил проштудировать доктора Штиля, являлось то обстоятельство, что во всей его деятельности не было большой, главной цели. Ну наворовал ты миллионы, катаешься в «линкольнах», а дальше-то что? Не зря ведь говорят, что, сколько веревочке ни виться… А вот доктор Штиль со своей доктриной слияния в конечном счете государственного и криминального капиталов пришелся как нельзя кстати. Он показал и конечную цель — овладение властными структурами, причем не бандитским, вооруженным, а совершенно мирным путем.

На одной из последних сходок, что состоялась в Пятигорске, воры в законе и крупнейшие уголовные авторитеты постановили прекратить разборки, поддержать идею доктора Штиля и беспрекословно подчиниться Отцу. И было это общее решение продиктовано жизненной необходимостью, о чем весьма доходчивым языком изложил в своем слове доктор Штиль.

Однако и жизнь не стояла на месте, не дремало государство. Начала активизировать свою деятельность налоговая служба, почуяв силу правоохранительных органов, неожиданно оказались меж двух огней предприниматели и коммерсанты. Одним из первых отказался от услуг посредников, представлявших криминальные круги, Николай Андреевич Бояров. Его примеру последовали другие промышленники и финансисты. Дань, идущая в общак, заметно поубавилась, а на это обстоятельство немедленно отреагировала периферийная преступность, устроив несколько убийств предпринимателей местного значения. Так решение пятигорского сходняка, установившего определенный порядок в криминальном мире, оказалось под угрозой срыва.

Но и сам Коновалов, трезво оценивая изменения в ситуации, вовсе не собирался устраивать сплошные мир и благоденствие, жизнь, знал он, штука жестокая. И он сам в нужный момент приложил свою руку к отлучению господ посредников от «алмазного корыта», перешедшего к Боярову, лишив тем самым вора в законе Кулика постоянного жирного куска и приобретя в личное пользование хороший источник дохода. Конкурентная борьба и по доктору Штилю оставалась основной движущей силой прогресса. А то обстоятельство, что вместе с Куликом лишилось постоянной халявы множество крупных и мелких посредников, его не сильно заботило — до Бога высоко, до царя далеко, а каждый, в конце концов, сам за себя.

Сибирский «законник» господин Куликов, он же Кулик, который знал лишь один способ заставить Боярова подчиняться своей воле, то есть полностью оплатить по счетам плюс возместить моральный ущерб, попробовать застращать его, во избежание принятия самых жестких мер воздействия. Но этого не потерпел Коновалов и поручил Кулика Баграту. Следом за Куликом произошло торжественное отпевание и его слишком болтливых подельников.