— Я подумаю над этим, — нашлась она и вышла из комнаты, задрав гордо нос.

— Мегера! — крикнул он вслед, она нарочито громко фыркнула и пошла по коридору, почти не думая о больной ноге.

— Идиот! — пробормотала она вполголоса, подойдя к двери, выходящей во внутренний дворик.

Осталось только гордо выйти, не спеша пересечь это открытое пространство, и она окажется в границах своей царственной территории. «Надо же, его светлость герцог Деттингем только что разливался соловьем, словно страдающий от любви мелкопоместный сквайр», — раздраженно думала она в своих апартаментах, наводя лоск на пристойную мисс Пэндл, к счастью, Марты в комнатах она не застала.

В тот вечер Джек рассеянно потягивал превосходный коньяк и притворялся, что внимательно слушает занудные басни лорда Эмблеби об одной древней — и теперь весьма богобоязненной — двоюродной бабушке Джека. «Бог знает, что они все подумали бы, умей они читать мысли», — тихо вздохнул Джек. Весь вечер его мутило от разочарования, растерянности и откровенно плотского желания. В первом он целиком винил Джессику Пэндл, во втором — частично ее же, а с третьим он, честно говоря, не мог ломиться к ней в дверь.

Сегодня, когда он спускался вниз к гостям, собравшимся за вечерней трапезой, дворецкий вручил ему письмо, которое появилось в холле самым таинственным образом. На аккуратном пакете не было ни адреса, ни имени отправителя, а имя получателя написано тем каллиграфическим почерком, каким обычно владеют секретари или писцы. Сургучная печать не несла никакого оттиска, отправитель не побеспокоился выдавить на красном воске даже свои инициалы. «Судя по обертке — казенная бумага», — мрачно заключил Джек.

Автор, не указавший своих реквизитов и в письме, без обиняков сообщал, что ему якобы известно, где найти Рича, однако условия сделки он согласен обсуждать только в том случае, если Джек встретится с ним в стилизованной под храм беседке, что у озера, сегодня в полночь. Его светлость должен явиться один и без оружия, иначе аноним вообще не придет. Джек вертел в руках мерзкое послание и размышлял, не нарушить ли авторские требования, но затем отказался от этой идеи. Если таинственный отправитель желает заработать денег на факте исчезновения Рича, вряд ли он станет резать курицу, способную нести золотые яйца, и Джеку нечего пугаться и упускать малейший шанс найти этого упрямого идиота — своего кузена.

Но можно ли довериться шантажисту, если тому нужны не деньги, а жизнь Рича? Джек отвлекся от нелегких раздумий, его пальцы, оказывается, машинально барабанили по благородно отполированной столешнице красного дерева. Он спохватился и остановил их предательскую дробь, надеясь, что остальные мужчины поглощены своими заботами и не заметили рассеянности хозяина. Он бы, пожалуй, расценил это дело как мошенничество, однако в пакет была вложена прядь рыжеватых волос — явно Рича, а также серебряная заколка для галстука. Рич некогда на спор обогнал его на пони и выиграл эту безделушку, они тогда были малы и не носили галстуков. «Никто, кроме романтичного Рича, не будет носить такое украшение в течение двадцати лет», — решил Джек, искренне скорбя и нежно вспоминая блудного братца. Да, это именно та вещь, на ней еще видны инициалы, это они тогда нацарапали их, чтобы украсить приз.

— Знаете, Деттингем, жена спустит с меня три шкуры, если мы не поспешим выручить ее из пленительно пытливой компании пары ваших гостий, — прошептал мимоходом сэр Гилберт Уэр, когда Джек снова подошел к столу после непродолжительной отлучки.

— Н-да, джентльмены, пора возвращаться к нашим леди, — объявил Джек.

Он повел гостей не в уютную семейную гостиную, а в большую залу, которую зарезервировала тетушка на сегодняшний вечер.

Там он принялся прилежно исполнять роль внимательного хозяина, поддерживал пустую светскую болтовню и даже выпил чашечку чая с фальшиво признательной улыбкой. Меж тем он страстно мечтал, чтобы гости поскорее убрались: местные — восвояси, а те, кто ночует у него доме, — в свои спальни. У Джека и раньше руки чесались при мысли о том, что милый кузен-эгоист где-то бражничает в счастливом неведении о бедах, кои причинил своим близким. Но после получения письма стало ясно, что и сам авантюрист вряд ли наслаждается жизнью, скорее всего, попал в беду, потому как никогда не расстался бы добровольно с драгоценной булавкой. Джеку теперь приходилось беспокоиться не только о Джесс, но и о Риче — гуляке и дуралее.

— Джек, вам одолжить мозгов? — зашипела Персефона ему на ухо, весьма ощутимо прищемив каблуком его ступню. Многие джентльмены даже не подозревали о подобных талантах бесподобно-субтильной мисс Сиборн.

— Их, верно, вышибло ветерком, пока я зарился на ваши светские манеры, моя любезная двоюродная Слониха, — просипел он в ответ и вопросительно оглянулся на тетушку, та бросала на него пристойно-отчаянные взгляды, тем самым умоляя срочно прийти ей на выручку. — Перси, будьте добры, отберите несложные пьесы, коим обучены многие юные леди. Полагаю, после напряженного дня многим будет приятно отдохнуть от беседы хотя бы под прелюдию леди Фреи, которая умеет интерпретировать замыслы, лелеемые посредственными музыкантами.

— Только если вы, милорд, согласитесь собственноручно перелистывать ноты для юных талантов, — ответила кузина, просияв той лучезарной улыбкой, какой мечтали бы от нее добиться многие присутствующие здесь молодые джентльмены.

Джек поморщился: такое предложение не вдохновляло.

— Разумеется, нет, — шепнул он в ответ, пока они разбирали папку с нотами. — Мне, как хозяину, надлежит остаться лояльным и с пиететом наблюдать сие представление. Потребуется блюсти дистанцию.

— С пиететом? Выдумали тоже! — хмыкнула Персефона и многозначительно глянула на Джека: мол, она вполне понимает задачу и очень старается не прибавить забот своей матери в роли гостеприимной хозяйки. — Я лучше послушаю завывание стаи гончих, чем грядущий кошачий концерт. Я слышала их экзерсисы, пока вы уютно отдыхали в столовой под портвейн и анекдоты.

— Вам, любезная кузина, должно нести свою долю обязанностей хозяйки дома и даже научиться любить это дело. Имейте в виду, вскоре вам предстоит очаровать своим совершенством некоего дуралея, если вы не желаете вечно сидеть у меня на шее и довести меня до Бедлама[18].

— Знаете, можно и соблазниться такой перспективой, однако я не стремлюсь подражать вашим драгоценным гостьям и рисоваться ради титула, как они. Мне прекрасно известно, что всем им внушены грешные помыслы. Так помилуйте, ради какого ада мое сердце возжелает такого продувного мошенника?

— Всегда рад услужить и научить, любезная Перси, — вежливо отозвался он и повел усаживать ее в кресло рядом с фортепиано, чтобы ей не удалось грациозно улизнуть из круга своих многочисленных поклонников.