Он сунул руку в правый карман куртки, вытащил оттуда горсть мелких, темно-темно-бордовых — почти черных — разногранных камешков.

— Возьмите по несколько штук, — предложил треттинец. — Я одолжил их у Дэйта, прежде чем он уехал.

— Альмандины? — Бланка ловкими пальцами ощупала камни. — Для чего они нам?

— Это не совсем обычные камни. Мы с милордом нашли их в пещерах, я предложил взять на удачу и, вполне возможно, сами Шестеро тогда подтолкнули меня к этой мысли. Когда-то Тион, в тех же пещерах, собрал альмандины и сделал браслет Лавьенде. Позже мы узнали, что в мире Марида это лучший проводник сквозь ложь. — Мильвио с какой-то горечью добавил: — Он любил подшутить над теми, кто шел через его пути. И порой шутки получались слишком уж жестокими. Но минералы из пещеры видят правду. Во всяком случае, так говорила Лавьенда… Я хочу, чтобы вы помнили. Зеркальные осколки — не худшее, что может нас ждать.

— А что худшее? — поинтересовалась Бланка.

— Шаутты. …Там могли застрять шаутты, когда мой друг запер выходы.

— С этой проблемой я сумею справиться. Моих сил хватит, — у Тэо не было сомнений.

Мильвио испытующе глянул на него, кивнул одобрительно и взял руку Бланки, положил на свое плечо, сам опустил ладонь на плечо Тэо.

— Пойдем так. Пальцы не разжимайте, пока не перешагнем «завесу». Мы все зависим от асторэ. Сейчас он наш проводник.

И Тэо шагнул к зеркалу.

Все было, как прежде. Рука по локоть провалилось в нечто, так похожее на прохладную, густую сметану. Затем движение уже без всякого сопротивления. Темнота. Мерцание синих искр…

Он знал, что надо остановиться, чтобы глаза привыкли к мраку и стали видны детали. Пещера из обломков зеркал без конца и без края. Острые грани торчали повсюду, словно ребра человека, упавшего с высоты, пробившие его плоть.

Меж пальцев потек слабый красный свет, и Тэо разжал кулак, рассматривая мягко мерцающие, переливающиеся световыми волнами гранаты.

У всех остальных минералы светились точно также, создав вокруг людей пятно радиусом в ярд. В нем лица из-за алого свечения стали старше, грубее. Губы Бланки шевельнулись, затем, ощутив то, о чем предупреждал Мильвио, она поморщилась, не скрывая раздражения. Коснулась рукой сумки, в которой пряталась статуэтка.

Акробат крутил головой по сторонам, пока не заметил первую светлую точку. Затем еще одну. И еще… Как и прежде, их было пять. Но какая ближе? Тэо не мог угадать, разбросанные в разных направлениях, совершенно одинаковые по размеру, они никаким намеком не давали ему шанс выбрать. Кроме того, казалось, все они расположены на потолке, и следует взлететь, чтобы добраться до них.

Однако, треттинца это ничуть не смутило. Указав на одну, он направился вперед.

В первый раз Тэо показалось, что здесь лишь полумрак и осколки колоссальных зеркал, торчащие под разными углами.

Но теперь, благодаря слабому свету, угадывалась узкая пыльная тропка, буквально пробитая чьими-то ногами среди пожухлых кочек травы. Они миновали единственную свободную площадку, где, уже за спиной, волнами переливалось серебристое окно — их дверь в настоящий мир. И вошли в лабиринт зеркальных обломков.

Те нависали над головой. Торчали из высохшей земли, словно иглы. Маленькие, в рост человека, большие, с целое здание.

И еще больше.

Бесконечный лес.

Мильвио вел всех по петляющей тропе, держа на раскрытой ладони россыпь гранатов. За ним шагал дэво, поддерживающий Бланку. Тэо замыкал их маленький отряд, то и дело оглядываясь назад, на крадущуюся за спиной тьму, не спешащую переступить границу рубинового света.

Время тут, и вправду, тянулось едва заметно. Казалось, прошло не больше двух минут, а они уже затерялись в этом странном месте. Открытая площадка давно скрылась из глаз, а точки «сползли» с потолка и стерлись вершинами осколков.

А еще акробат внезапно осознал, что в зеркалах нет отражений. Там не было ничего, кроме густой смолистой черноты, как когда-то на Талорисе. Мысль о прошлом пробудила в крови каплю оставшейся от яда шаутта боли, и Тэо помассировал плечо, чтобы она скорее прошла, спряталась, превратившись в далекого призрака.

Бланка, словно чувствуя его дискомфорт, обернулась и ободряюще улыбнулась.

Кельг, ее старший брат, огромный и жестокий, которого многие считали больше животным, чем человеком, хранил тайну, известную лишь семье. С самого детства он страшился темноты и не мог спать без свечи. Великана сковывал ужас, стоило ему лишь оказаться во мраке. Да что там. Стоило его скудным мозгам подумать о ночи, как маленькие свинячьи глазки расширялись от ужаса и он потел точно… свинья перед бойней.

Хотя госпожа Эрбет и сомневалась, что свиньи перед тем, как их закалывают мясники, вообще успевают вспотеть.

В душе она постоянно потешалась над братцем за подобную слабость. Какая странная глупость — дрожать из-за отсутствия света! Но потом настал ее черед, и стало не до веселья. Потому что после того, как ее ослепили, Бланка стала бояться темноты ничуть не меньше, чем Кельг.

Это случилось не в первое мгновение. Сначала была только боль, словно в ее глазницы воткнули два докрасна раскаленных штыря, которые и не думали остывать.

Но они остыли и началась пытка иного рода. К ней вернулась способность мыслить и осознавать будущее. То, что ее ждет через час, день, год, десятилетие, до конца жизни.

Мрак, который никогда не разогнать никаким светом.

Кошмар длился и длился, пока не появилось то, что стало новой частью ее жизни. Бланка «прозрела» пускай это и было странным, необычным зрением.

Но теперь вокруг снова растекся мрак. Другой. Мягкий. Словно колыбель. Он обволакивал ее бархатом бесконечной непроглядной ночи, без луны и звезд, но столь теплой, ароматной, весенней, что не хотелось, чтобы она заканчивалось.

А еще здесь была тишина.

Глубокая.

Сонный мрак пожрал звук шагов и дыхания. Бланка не слышала слов. Она обратилась к Мильвио, но не различила даже собственного голоса.

Та сторона пожирала все, чего касалась.

Но пока у нее не было ни зрения. Ни слуха. Она лишь чувствовала, как Саби держит ее под локоть, выступая поводырем, и шла за ним, доверившись дэво.

Тропа петляла, словно они обходили бесконечное множество наваленных как попало гигантских камней. И это монотонное медленное движение тоже удивительным образом убаюкивало Бланку.

А после раздался шепот:

— …Абрикосы цвели. Абрикосы.

Это прозвучало столь внезапно, что она вздрогнула. Только теперь в полной мере осознав, насколько тишина давила ей на уши.

Шепот вернулся через время:

— Или яблони? Столько цветов на деревьях в тот день… Розовый. У чего розовые цветы? У абрикосов?